дороже ребенка. Посмотрите, какой он грустный, вот-вот заплачет. Иди сюда, Кира мой, Лерунчик (она почему-то называет его и так), миленький, родной! Подумаешь, чашка! Я им куплю другую!.. Две куплю! Пять!..
Так один опыт вступает в столкновение с другим. Это столкновение разных позиций, разных мнений.
Иногда мнения соседей скрещиваются вокруг Киры, как шпаги.
Как-то в разговоре Иван Яковлевич заметил, что и двухлетний ребенок несомненно приобретает жизненный опыт, что у него под влиянием этого опыта складываются определенные взгляды.
— Взгляды!? — возмутилась добрая старая родственница. — О чем вы, господи боже, только говорите?! Какие могут быть взгляды у двухлетнего ребенка?!
И всё же они у него есть. Он, к примеру, по-разному относится к людям. Одни ему нравятся, к другим он равнодушен, третьих сторонится. Одних он слушается, слово других для него ничего не значит. Более того, когда Иван Яковлевич в своей комнате запрещает ему что-нибудь, он слушается. Но у себя дома Кира, когда ему этого не хочется, даже не глядит на соседа. Он умеет оценить не только человека, но и положение, обстановку. Оценить и использовать с совершенно точным расчетом.
В комнате Ивана Яковлевича он приучен к тому, что письменный стол неприкосновенен. И любая вещь на письменном столе не может быть сдвинута с места никем, кроме самого Ивана Яковлевича. Сколько бы Кира ни кружил вокруг стола, его останавливает непоколебимое:
— Нельзя!
Прежде чем взять что-либо, он спрашивает:
— Можно?
Так он приучен.
Это создает известные удобства и для него и для соседа. Никто не попадает впросак. Чашки, безусловно, еще долго разбивались бы вдребезги, если бы не явное осложнение после каждого такого случая. Стало легче жить с ним рядом. Так придет время, когда можно будет спокойно работать в присутствии Киры, — каждый будет занят своим делом, не мешая другому.
Но вот Иван Яковлевич заходит в гости к родителям Киры и видит: Кира расхаживает в ботинках по столу, по чистой скатерти! Рядом стоит отец и следит за тем, чтобы ребенок не упал со стола.
— Как это можно? Ногами на стол, на чистую скатерть?!.
— А что с ним сделаешь? — говорит отец. — Попробуйте ему запретить!
— Нельзя этого делать, Кира. — Сосед старается произнести эти уже известные малышу слова со всей непреклонностью.
Но здесь, у себя дома, в присутствии улыбающегося отца, Кира на соседа и не смотрит. Он продолжает расхаживать по столу.
— Вот видите, — говорит отец. — Не тащить же его со стола. Крику не оберешься…
Проходит время, и Кира появляется в комнате Ивана Яковлевича. Малыш ничего не забыл из полученных уроков. Он знает, что здесь нужно слушаться. Он протягивает руку за листком бумаги и карандашом, говоря при этом:
— Можно?
— Можно!
Кира рад. Он кивает в знак благодарности головой, усаживается на диван, кладет бумагу на маленький столик и рисует.
Как хорошо!
Нисколько не удивителен тот огромный интерес, который проявляют молодые родители Киры и их старенькая добрая родственница ко всему, что касается здоровья мальчугана. Их глубоко волнует то, как и сколько он ест, хорошо ли спит, сколько времени ему нужно бывать на воздухе, растет ли он, прибавляется ли в весе…
Как бы мать ни была занята, она находит время для того, чтобы пойти с ним в садик погулять, как она говорит — «подышать».
Если ребенок плохо ел за завтраком, это очень беспокоит родителей.
Всё это, конечно, правильно, хорошо.
Но почему-то их нисколько не волнует, что Кира разгуливает по столу, топчет чистую скатерть, которую, по словам матери, ей так трудно стирать.
— Подумаешь, — говорит отец. — Прогулялся ребенок по скатерти… Что же, скатерть нам дороже ребенка?
К. сожалению, отец не может взять в толк, что и соседу не жалко скатерти, что сосед говорил о воспитании Киры, а не о сохранности скатерти.
Опыт Кира приобретает непрерывно. Этот опыт различен и многообразен. Он ко всему приглядывается, прислушивается, хотя со стороны кажется, что он занят только собой: бегает, играет, ест, смеется, плачет…
Можно написать большую книгу о том, что ребенок знает и понимает к двум годам жизни, и всё же не исчерпать всего накопленного им опыта, не проникнуть полностью в очень сложную систему его отношений с окружающим миром.
В квартире, где живет Кира, много комнат, и все они разные. В комнатах есть вещи, которые надо потрогать, с которыми необходимо познакомиться. В этих комнатах живут люди. Вот — отец. Он встает очень рано, делает зарядку (Кира тоже умеет), одевается, пьет чай, уходит на работу и возвращается, ест, пьет, читает газету, книги, включает радио, приносит игрушки, разговаривает, водит Киру на прогулку, смеется и сердится, ласкает и грозит, кричит и через несколько минут подхватывает Киру на руки…
Есть мать. Что о ней можно рассказать? От нее исходят теплота, нежность, к ней иногда просто хочется притронуться. А когда она уходит из дому, Кира бродит по коридору весь какой-то потерянный и повторяет:
— Мама! Мама!..
Он не зовет ее, — она ушла, это ему понятно. Он просто произносит слово «мама». Для себя.
Когда мама дома, Кира ходит по коридору, забредает к соседям, как будто забыв о матери. Но это не так. Он потому и спокоен, что знает — она здесь, рядом!
Мама убирает комнату, и Кира старается ей помочь. Иногда для него находится дело. Нужно что-нибудь принести. Нужно что-нибудь поднять. Малыш любит работать.
Мама моет его перед сном и разрешает один раз топнуть ножкой в тазу с водой, — тогда брызги летят во все стороны. Иногда удается топнуть ножкой не раз, а два-три раза. Мама укладывает его в постель, поет песенку, пошлепывает потихоньку и ласково, чтобы он уснул скорее. Когда ей кажется, что сын уснул, и она хочет отойти, Кира открывает глаза и показывает ручкой, что надо еще пошлепать потихоньку, что он еще не спит, что надо еще и еще быть рядом, возле, со всем своим теплом, со всей своей убаюкивающей лаской.
Есть еще соседи.
Есть почтальон, который приносит книжки, газеты, письма.
Есть проигрыватель, который иногда включают. Тогда появляется в комнате великое чудо — музыка!
Иногда приходят гости. Кира слушает, как они разговаривают.
Кира очень любит чай. Он знает, что чай бывает сперва горячим, и нужно подождать, нужно подуть в блюдечко. Только после того, как подуешь, как подождешь, чай можно пить. Взрослые пьют чай сразу. Кира тоже пробовал пить чай сразу же, но обжегся. Пусть взрослые пьют сразу же, но он не станет, он подождет, он подует в блюдечко. Малыш хотя и
