отъединенности, как будто он последний человек, оставшийся на планете. Лес затих и словно придвинулся ближе, затаив дыхание и ожидая подходящего момента, чтобы…
– Что ты делаешь?
Паркер подавил крик, чувствуя, как неистово колотится сердце, затем взглянул на Нэйта, к лицу которого была приклеена самодовольная ухмылка от одной толстой обвисшей щеки до другой. Головокружение сразу же прошло, Паркер почувствовал, как под взглядом Нэйта он сникает, и с помощью глубокого дыхания попытался успокоить свои расходившиеся нервы, из-за которых так колотилось его сердце.
– Ничего. Бросаю камешки.
– За этим ты и притащил меня сюда? Чтобы показать мне, как хорошо ты умеешь бросать камешки? И что? Я тоже умею пускать «блинчики», чувак. То есть мог. Раньше.
– Нет, – ответил Паркер, покраснев. – Ничего подобного. Это просто…
Он смотрел то на Нэйта, то на неподвижную гладь озера, чувствуя себя последним дураком. Это глупо. Он ведет себя глупо.
Возьми себя в руки, Паркер.
– Пустяки. Забей. – Он расправил плечи и, отведя взгляд от пустых глаз Нэйта, показал пальцем на противоположную сторону озера: – Посмотри. Туда. Вот что я увидел.
– Ничего себе. – Нэйт закашлялся. – Ничего себе.
На дальнем краю озера, примерно в четверти мили от них, виднелся небольшой городок. Постройки были серыми от непогоды, покосившимися и теснились друг к другу, будто желая согреться. С верхушки сосны Паркер видел, что дальше в окружении домов пряталась старая скособоченная церковь. Сейчас ее заслоняли деревья, но он знал, что церковь там. Глядя с верхушки дерева, Паркер подумал, что город, скорее всего, окажется всего лишь призраком – остовами зданий, как те развалины, которые они обнаружили нынче утром в лесу. А может, и вовсе миражом. Но сейчас, стоя на берегу, он видел, что это не так, совсем не так.
Паркер взглянул на Нэйта с воодушевлением в глазах:
– Ты хочешь пойти туда и посмотреть?
Нэйт не сводил с городка глаз:
– Само собой.
Они молча зашагали по берегу; постройки становились все больше, все реальнее, что ли; обозначились их детали: вот покоробившаяся дверь, вот провалившаяся крыша, стены поросли лишайником и висячим мхом. Тут и там были мертвые белесые деревья. Это было похоже на сон, вторгнувшийся в реальный мир, на нечто такое, чего просто не могло существовать, однако существовало, находясь прямо перед глазами.
Паркер шел, продолжая краем глаза глядеть на озеро. Что-то в нем тревожило, засев в голове, как некий крючок. Что-то, похожее на ощущение, будто за тобой кто-то следит, хотя ты не можешь сказать, кто это делает и откуда. Он не мог понять, что именно его беспокоит, но что-то с этим озером точно было не так, и, удаляясь от берега, он чувствовал, как напряжение потихоньку отпускает.
Может, сказать об этом Нэйту? Нет, Нэйт обратит это в шутку или поднимет его на смех. Нэйт всегда видел только одну сторону вещей, для него существовала одна-единственная объективная реальность, и все должны были иметь дело только с ней. Но что, если объективная реальность перевернулась с ног на голову, пока на нее никто не смотрел? Не придется ли тогда и Нэйту признать, что мир не таков, каким он считал его всю жизнь? В конце концов, разве это не Нэйт проснулся сегодня мертвым?
Они подошли совсем близко к городку и обнаружили тропу, ведущую к проему ворот, в котором отсутствовали сами ворота. Паркер стоял и смотрел на главную улицу, на небольшие дома по ее сторонам и другие постройки, пытаясь совместить то, что он видел, с тем, что ему было известно о Пайн-Бэрренс. Он, разумеется, слышал о домах, затерянных в этих лесах, но не о целых городах. Не о чем-то вроде вот этого.
– Как он вообще может быть здесь? – пробормотал он.
Нэйт сложил губы гузкой и присвистнул:
– Я начинаю понимать, что в лесу может много чего потеряться. Города, отцы, человеческие жизни. До фига всякого дерьма на любой вкус.
Паркер показал ему средний палец и вошел в городок. Шел и вертел головой, стараясь разглядеть как можно больше домов. Как давно он был покинут? Двести лет назад? Больше? Паркеру казалось, что, когда этот городок оставили, он окаменел в отсутствие людей. Не было видно ни следов пожара, ни серьезных разрушений, вроде тех, которые могли быть от обстрела, ничего такого, что могло бы заставить людей собрать свои пожитки и уйти. Они просто… исчезли.
– Эй! – крикнул Паркер в пустоту. – Эй! Есть тут кто-нибудь?
Ответом было молчание.
Он позвал еще раз, но ему опять никто не ответил, даже эхо. Городок был совершенно пуст – впрочем, он и не ожидал ничего иного от поселения, которое медленно проглатывал Пайн-Бэрренс.
Там, где двери и окна не были кое-как заколочены досками, створки висели или вообще были сорваны с петель, крыши провалились от времени и непогоды. На краю главной улицы стояла деревянная подвода, полусгнившая и поросшая мхом, одно колесо было расколото, и подвода накренилась. Впрочем, накренилась не только она – таким же был весь городок, похожий на рот, полный кривых, сломанных зубов, серо-зеленых от гниения.
Сгнившие зубы. Мертвые зубы.
Паркер молча шел дальше, и звук его шагов казался ему пугающе громким в этом безмолвном месте. Его взгляд метался в поисках чего-нибудь такого, что помогло бы ему узнать, как назывался этот городок, – какого-нибудь указателя, чего угодно, – но ничего не находилось. Просто безымянный городок, затерянный в глуши, как мертвое тело, захороненное в могиле, на которой нет ни надгробия, ни креста. Даже воздух здесь был какой-то кислый, пропитанный запахом сырости, гнили и растительности, разрушающей постройки, проникая между досками и камнями фундаментов, и возвращающей себе землю, которая прежде принадлежала ей целиком.
Его отец побывал здесь – он чуял это нутром. Если он, Паркер, такой неумелый, неопытный и охваченный паникой, сумел отыскать этот город, то отец и подавно смог сделать это, иначе и быть не могло. Дэйв Каннингем ходил в походы по здешним местам не один десяток лет, еще задолго до того, как был зачат Паркер.
Паркер подавил нервозность, расправил плечи и напустил на себя бесшабашный вид. Нет, он не напуган, не голоден и не устал, вовсе нет.
Его отец побывал здесь, он точно это знает. И теперь ему, Паркеру, надо только найти его следы.
Двое парней – один мертвый, один живой – углублялись дальше в маленький безымянный городок.
* * *
Бормоча себе под нос, Ники отламывала от деревьев сухие ветки, пока Джош расчищал место для костра. Они не разговаривали, и душа Ники металась между
