что-то вроде:
— Безрассудный идиот…
Я усмехнулся, но даже не успел закончить мысль, как провалился в долгожданный, тяжёлый, беспокойный сон.
Глава 18
Знаете, каково это — очнуться после сражения, кровавой бойни и полного магического истощения? Нет? Я тоже. Хотя писал об этом десятки раз и не меньше читал. Но, честно говоря, ощущения так себе.
Вставать не хотелось. Да и просыпаться тоже. Сознание всплывало медленно, через вязкую пелену боли и усталости. Всё тело налилось свинцом, мышцы протестующе ныла, а в висках глухо стучала пульсирующая боль. Хотелось утонуть в этой темноте, снова провалиться в беспамятство, лишь бы не сталкиваться с реальностью.
Веки казались каменными, но даже сквозь них пробивался тусклый свет, колючий, раздражающий. В голове всё ещё гудела битва – обрывки криков, вспышки магии, запахи крови, гари и чего-то ещё, приторно-горького, разъедающего лёгкие. Может, это был дым. Может, смерть.
Я попытался вдохнуть глубже — и закашлялся, с трудом переворачиваясь на бок. Грудь сдавило, как будто кто-то посадил на меня каменную глыбу, дыхание выходило рваными, судорожными глотками. Каждое движение отзывалось тупой, тянущей болью в мышцах, а в суставах будто застряли осколки льда.
Голоса. Они звучали где-то рядом, но их смысл ускользал, терялся в липком тумане сознания. Я пытался сосредоточиться, но слова путались, превращались в бессвязный шёпот, плетущийся вокруг меня змеёй. Иногда этот шёпот переходил в звонкий смех, иногда в хриплый вой.
Где-то на границе реальности и бреда я снова был в бою. Видел, как падают люди. Слышал треск разрываемой плоти. Чувствовал, как магия вырывается из меня, опустошая, выжигая изнутри всё живое.
Я вздрогнул. Или это было наяву?
Тепло разливалось по пальцам, липкое и густое. Кровь? Моя? Чужая? Не знаю. Я не мог даже толком вспомнить, чем всё закончилось. Выжил я? Или это просто ещё один отголосок бреда, и вот-вот меня снова поглотит тьма?
Холодные пальцы коснулись лба. Я дёрнулся, но сил отпрянуть не было.
— Он жив? — голос звучал глухо, будто через толщу воды.
Я попытался что-то сказать, но вместо слов вырвался слабый, хриплый выдох.
Жив? Вопрос хороший. Если это можно назвать жизнью.
Я с трудом разлепил веки. Мир плыл перед глазами, расплываясь мутной пеленой. Где я? Чей это голос только что прозвучал? Я не мог ответить. Не мог даже вспомнить, как оказался здесь.
Но боль… О да, она была реальна. Обжигала изнутри, сковывала мышцы, пульсировала в висках. Каждый вдох был подвигом, каждое движение — пыткой.
Я должен исцелиться. Должен.
Сглотнув вязкую горечь во рту, я собрал остатки воли в кулак и сосредоточился. Магия… Где она? Я всегда чувствовал её, как тихий шёпот в крови, как дыхание пламени в груди. Но сейчас… Пустота.
Нет, это не может быть.
Я застонал, сжимая пальцы в кулак, царапая израненной ладонью пол. Магия была где-то там, за пеленой боли и усталости. Стоило только протянуться… ухватиться…
Я сконцентрировался, задыхаясь от напряжения. В груди что-то дрогнуло, вспыхнуло тусклым, болезненным светом. Слабый, почти мёртвый остаток силы, крохотный уголёк среди пепла.
Давай. Ещё чуть-чуть.
Я сжал его в мыслях, заставляя разгореться. Тепло разлилось по ладоням, через кожу прошла дрожь. Слабая, едва ощутимая искра жизни…
И тут же что-то пошло не так.
Вместо исцеляющего жара меня пронзила острая боль, будто тысячи ледяных игл вонзились прямо под кожу. Я вскрикнул, выгибаясь дугой, а мир взорвался перед глазами кровавыми всполохами.
Магия рванулась наружу, хаотичная, неуправляемая. Вместо исцеления я словно порвал себя изнутри. Вены вспыхнули алыми нитями, по костям пробежали разряды, мышцы свело в судороге.
Я задохнулся, глотая рваный воздух. Сердце замерло, пропустило удар… два… потом вновь сорвалось в бешеный, сбивчивый ритм.
Кто-то тряс меня за плечо, но я не слышал слов. Всё плыло. Всё тонуло в горячей, давящей тьме.
Где-то вдалеке раздался приглушённый, встревоженный голос:
— Остановите его! Он себя убьёт!
Я попытался рассмеяться, но из горла вырвался лишь хрип.
Может, так даже лучше…
Тьма сомкнулась вокруг меня, снова унося в забытьё.
Сознание возвращалось медленно, нехотя, словно кто-то выдёргивал меня из вязкого, липкого сна. Веки были тяжёлыми, как будто на них наложили свинцовые печати. Но сквозь сомкнутые ресницы пробивался мягкий, колышущийся свет.
Где я?
Я вдохнул — воздух был странный. Не пропитанный гарью, кровью и смертельной магией, а… тёплый, с лёгким привкусом соли и дерева. В нём не было ни намёка на порох, ни приторной вони смерти.
Тело отзывалось болью. Тупой, глухой, но всё ещё пронзающей. Я попробовал пошевелиться, и мир качнулся. Нет, не голова… Сам воздух вокруг будто плыл, дышал.
Скрипнула древесина.
Я разлепил глаза. Надо мной раскачивался тусклый фонарь, прикреплённый к потолку. Стены, обшитые тёмным деревом, мягкий свет, исходящий от свечи в металлическом подсвечнике, и покачивание, едва уловимое, но постоянное.
Каюта.
Я лежал на узкой койке, накрытый шерстяным одеялом, пропахшим морем. Рубашка на мне была чужая, грубая, но чистая. Под пальцами — тёплые доски.
Где я? Кто меня сюда притащил?
Я напрягся, пытаясь вспомнить… но память подкидывала лишь обрывки — вспышки магии, крики, боль, кровь на ладонях. Как я вообще выжил?
Скрипнула дверь.
Я резко повернул голову — слишком резко, и мир перед глазами взорвался чёрными пятнами.
— Очнулся, значит, — раздался хрипловатый голос.
В проходе стоял человек. Высокий, с намотанным на голову шарфом, скрывающим часть лица. Глаза у него были серые, внимательные, а в руках — кружка, из которой поднимался пар.
— Пей, — он шагнул ближе, протягивая мне сосуд. — После такого не каждый вообще приходит в себя.
Я сглотнул. Горло пересохло, язык был будто из тряпки. Жажда ударила с такой силой, что я без слов протянул руку, забыв обо всём.
Пальцы дрожали.
Человек не стал комментировать. Просто уселся напротив, прислонившись к стене, и продолжил смотреть на меня.
— Добро пожаловать на борт, — произнёс он, ухмыляясь. — Не помрёшь — расскажешь, как тебя угораздило.
Я сжал кружку.
Кажется, я снова выжил. Но вот только где я и кто это?
Я сделал глоток. Горячая жидкость обожгла пересохшее горло, но тут же растеклась по телу приятным теплом. Вкус был странным — смесь трав, горечи и чего-то терпкого, но после первого же глотка туман в голове слегка рассеялся.
— Где я? — прохрипел я, едва узнавая собственный голос.
Незнакомец смерил меня взглядом, словно решая, стоит ли отвечать. Затем вздохнул, опустив кружку на деревянный
