мужчины, что шел впереди, привлекла внимание Дзакоева. Он уже видел когда-то и где-то такую квадратную голову, широкое в бедрах туловище, короткие руки. Дзакоев чуть прибавил шагу, посмотрел сбоку. И сразу узнал: Крыжов, был помощником бургомистра в захваченном гитлеровцами городке, куда Дзакоев попал со своей военной частью. Тогда палач-доброволец и верный слуга «нового режима» не раз встречались по общим служебным делам, даже выпивали вместе — на банкете в честь дня рождения «фюрера»… Конечно, Крыжов этого не забыл…
Не колеблясь, Дзакоев нагнал сзади Крыжова, взял под руку:
— Здравствуйте, господин Крыжов.
Резким движением Крыжов вырвал руку. С разбега остановился, в упор посмотрел на человека, обратившегося с неожиданным приветствием. Тусклые глаза-копейки блеснули страхом, потом, на мгновение, страх сменила злоба. Крыжов тотчас упрятал ее далеко-далеко — копеечные глаза опять сделались тусклыми.
— Нонче, уважаемый, господ нету.
Показав этой репликой, что он слышал сказанное Дзакоевым, Крыжов повернулся и неторопливой перевалочкой зашагал дальше.
«Нет, так быстро ты от меня не отделаешься», — мысленно воскликнул Дзакоев.
— Как называть прикажешь? Не «товарищем» же?.. Хотя были товарищами.
— Что было, то сплыло, — пробубнил Крыжов, не останавливаясь. — Занимались бы своими делами, уважаемый.
«Дипломатия» шпиону надоела. Он привык говорить и действовать по-другому.
Дзакоев снова схватил Крыжова за локоть и прошипел бешеным голосом:
— Брось дурака строить! Не узнал, что ли? Помнишь в . . .ске?!
— Я много чего помню. Ежели все…
— Перестань! Я тебе зла не желаю. Пойдем поговорим.
— А чего говорить? Мне с вами говорить нечего…
Крыжов бормотал свое, но по тону Дзакоев чувствовал, что поладить со старым знакомым удастся. Раскрываться до конца нельзя — ни перед кем нельзя раскрываться! — но кое-что дать ему понять нужно. Крыжов не опасен. Если бы он изменился за эти годы, то вел бы себя по-другому. Дзакоева он узнал, как ни хитрит, как ни петляет…
Крыжов не знал и не мог знать, что представляет собой сейчас бывший доброволец гитлеровского карательного батальона. Но кровавое прошлое тянуло след свой в сегодняшний день. Как Дзакоев в Крыжове, так и Крыжов в Дзакоеве, разгадал «своего». Нутром почуял антисоветчик-сектант подобного себе ненавистника советской власти. «Гнать его нужды нет, — мысленно рассуждал Крыжов. — Погляжу, с Макрушей обмозгуем, может, к делу какому и определим…»
— Старое быльем поросло, ворошить нечего, — вслух продолжал Крыжов. — Ежели вспоминать хочешь, то дороги у нас разные — тебе направо, мне налево или наоборот.
— Вот теперь дело! — Дзакоев так же быстро успокоился, как вспылил. — Лишняя болтовня без пользы.
Увидел через улицу ресторанчик.
— Присядем?
— Можно. С хорошим человеком я всегда…
Полчаса спустя каждый из встретившихся старых знакомых знал о другом ровно столько, сколько тот счел нужным сообщить. Для Дзакоева Крыжов «решил в вере укрепиться, о боге думать, а суетная жисть — тьфу! и ничего боле». Дзакоев поведал о себе: прошлое перечеркнуто начисто, устроился бухгалтером, нашлись завистники, «дело пришить» хотели, уехал.
Это были, так сказать, внешние рассказы, от которых особая правдоподобность и не требовалась. Дзакоев понял: бывший помбургомистра взглядами своими вряд ли особенно изменился, не выдаст. Крыжов без особого труда разглядел Дзакоева: «Каким был, таким остался, — думал Крыжов. — Парнюга отпетый, что хочешь сделает».
Знай Крыжов, что перед ним иностранный разведчик, он вряд ли отнесся бы к нему спокойно. «Слуга килки» не мог идти на рискованное знакомство, хотя, конечно, не поступил бы с вражеским агентом, как подобает патриоту. Недаром «свидетели Иеговы» всячески подчеркивают свою «свободу от политики», заявляют о себе, как о гражданах «государства Иеговы». Но и на действенную помощь иеговиста шпион не надеялся. Совсем иное — маска обычного прохвоста. Такие «свидетелю Иеговы» по сердцу.
И Крыжов повел Дзакоева к себе.
Как всегда, стол был заставлен закусками, бутылками с коньяком и водкой. Не поверил бы глазам своим рядовой сектант, увидя «святых пастырей» в такой обстановке. Но рядовым сюда доступа не было…
Буцан смачно жевал кусок колбасы. Слыша его причавкивание, Макруша морщился. Сам он ел и пил очень мало.
Калмыков отсутствовал. Последнее время он все реже появлялся у «братьев», сидел дома. Настроение его характеризовалось одним словом: тоска. Лютая тоска, при которой ничего не хотелось делать, никуда не хотелось идти, ни с кем не хотелось разговаривать… ничего не хотелось! Обычно энергичный и деятельный, Саша все чаще чувствовал непонятную апатию. Временами казался себе больным, хотя и знал, что совершенно здоров.
Войдя, Дзакоев обвел всех быстрым взглядом, поздоровался с каждым за руку.
— Дзакоев, — представил Крыжов. — Когда-то вместе со мной работал.
— Кассиром, — добавил Дзакоев.
— Был кассиром, стал без денежек, — в своей обычной придурковатой манере ляпнул Буцан.
Макруша посмотрел на него, «как рублем подарил».
— Нет, зачем же, — спокойно ответил Дзакоев, ни мало не обидевшись глупому замечанию. — Деньги у меня есть.
Повернулся спиной к сидящим за столом. Пошарил за пазухой. После долгих манипуляций извлек из под рубашки и бросил на стол пачечку банкнот. Спокойно пояснил:
— Мой вклад в дело общины.
Дзакоев сразу понял, с кем имеет дело и как надо воздействовать на новых знакомых. Лучшим образом зарекомендовать себя он не смог бы никакими молитвами. Глаза Крыжова подернулись умильной влагой. У Буцана отвисла челюсть, он громко проглотил слюну. Даже Макруша приподнял голову и с одобрительным любопытством посверлил Дзакоева острыми глазками.
— Хорошо, одобряю, весьма одобряю, — наконец выговорил Крыжов, впадая в обычный при посторонних елейный тон. — Пойдут деньги на божье дело.
— Нет, — так же спокойно, как говорил до сих пор, возразил Дзакоев. Черные выпуклые глаза его блеснули, поочередно обводя каждого из сидевших за столом. — Деньги пойдут на вполне земные дела. Какие — увидим.
Макруша еще более внимательно посмотрел на гостя. Взгляд, лицо Макруши выражали полное одобрение.
Зато на физиономию Крыжова сразу набежала тень. Он с испугом глядел на старого дружка, с вожделением — на деньги. Жирный лоб Крыжова пересекла морщина. Он боролся с собой. Жадность победила. Дзакоеву не ответил. Потянулся к бутылке, налил себе коньяку.
Макруша, все так же пристально глядя на Дзакоева, проговорил:
— Ты, парень, мне, вроде, приглянулся.
— Посмотрим, — многозначительно ответил Дзакоев. — Если ты мне приглянешься, — счастливый будешь.
Присел рядом с Макрушей. Без церемоний наполнил две рюмки водкой, одну протянул Макруше.
Чокнулись, глядя друг другу в глаза.
Будь здесь Калмыков, он бы, конечно, очень удивился тому, как быстро нашел этот незнакомец общий язык со «свидетелями Иеговы». Ведь у самого Саши до сих пор настоящей духовной близости ни с кем из «братьев» не налаживалось несмотря на все его старания.
Крыжов взял деньги, вышел из комнаты. Отсутствовал долго. Вернувшись, сразу сказал, предотвращая нежелательные для себя вопросы о применении денег:
