Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
его смерть не значила ничего, даже для него самого: он был несчастен. Возможно, как Изабель с братьями, он тоже не нашел секрет, который искал с детства; ответ, которого не существовало.
«Изабель, как ты думаешь, горы существуют?»
Голос маленького Николаса достиг ее слуха, перенеся из рыдающей церкви в то утро, когда они с братьями сбежали из дома. Они поднялись на колючий холм, полный игуан и цикад. Нет, это был не холм! Это была настоящая гора: голубая, сотканная из воды, близкая к небу, к свету ангелов. Какой-то погонщик вернул их родителям глубокой ночью. Соседи обсуждали детей, глядя на их красные от солнца лица и распухшие от жажды языки: «Монкада плохие!»
Может быть, Франсиско Росас тоже был плохим, потому что искал ту водяную гору и не нашел ее. Изабель почувствовала сострадание к генералу. Оглянулась на собравшихся и не узнала себя среди них. Что она здесь делает? В Бога она почти не верила, и судьба церкви была ей безразлична. Девушка увидела мать, которая пробиралась к ней сквозь толпу. «Идет вся такая обеспокоенная, а сама все время ругает священников».
– Нас не приняли!
Слова матери не произвели на Изабель никакого впечатления, и встревоженное лицо Доротеи оставило ее равнодушной. Изабель знала, что для старухи церковь была домом, а святые – единственной семьей. Доротея всегда говорила о них как о своих дорогих знакомых. «Доротея – кузина Девы Марии и близкая подруга Святого Франсиска», – смеялся Николас. В тот момент уныние старушки вызвало у Изабель странное удовлетворение. Если бы она могла, то сделала бы шаг навстречу Франсиско Росасу: она хотела быть в мире тех, кто одинок; не хотела ни общих слез, ни небесных родственников. Донья Ана несколько раз позвала ее. Изабель почувствовала, как ее взяли за руку и твердо провели сквозь толпу. Она оказалась на ароматном воздухе атриума, глядя в лицо матери. Затем они молча пересекли темные улицы и вернулись домой.
– Он очень странный… Такой молодой…
Изабель не ответила на слова матери. Донья Ана сняла черную вуаль и равнодушно посмотрелась в зеркало. Ее дочь, сидя на краю кровати, не придала значения ни ее словам, ни жестам. Она была далеко от своей комнаты, шагая по пути в будущее, которое начинало вырисовываться в ее памяти.
– Будут убитые, – добавила сеньора.
Между ними повисло молчание. Было слышно, как тикали часы, точно термиты, бегущие по мебели. Феликс забыл снять маятник, и девушка позволила точным шагам времени унести ее в будущее, которое она ясно видела перед собой. Ее мать открыла шкаф, чтобы повесить шаль, и из него вывалился запах нафталина и духов. В комнату вошел отец. Он не ходил в церковь. Изабель опустила глаза и почувствовала себя виноватой. Послышались удары церковного колокола, двенадцать раз. Монкада переглянулись и замерли в ожидании. Через несколько минут раздались первые выстрелы, похожие на звуки хлопушек.
– Будут убитые, – повторила донья Ана.
Улица наполнилась стонами и топотом. Людей разгоняли, и в панике они разбегались от слитных залпов «маузеров». Дон Мартин закурил сигарету и отвернулся к стене. Ему показалось, что на белой штукатурке проступили брызги крови.
– Папа, папа! Меня никто не понимает… Никто! – закричала Изабель, обнимая его.
– Успокойся! – сказал отец, гладя ее по волосам.
– Никто! – причитала Изабель, содрогаясь от рыданий.
– Это все нервы! – Донья Ана ушла на кухню приготовить липовый настой для дочери.
К четырем часам утра последние защитники церкви сдали позиции. Под миндальными деревьями остались женщины, чьи головы были разбиты прикладами, и мужчины с искалеченными в драке лицами. Родственники оттащили их тела, а солдаты заперли ворота церкви на цепи и замки. Затем, возбужденные боем, начали отстреливать бездомных собак, что рыскали в поисках съестного. Утром порядок, столь желанный властями, был восстановлен: под ярким солнцем, как остатки бедняцкого войска, валялись трупы собак, окровавленные накидки, потерянные в спешке сандалии и разбитые горшки с едой. Роты солдат их охраняли.
В тот день балконы и магазины Икстепека не открывались. Никто не гулял по моим улицам, и Франсиско Росас заперся в отеле. Днем появилась Доротея с гирляндами цветов. Как всегда, она шла быстро и говорила сама с собой. Подойдя к церкви, она проигнорировала кучи мусора, преграждавшие ей путь, и присутствие войск. Уверенной рукой она попыталась открыть ворота, запертые на замок. Солдаты ее остановили:
– Эй, сеньора!
– Дети божьи! – ответила им старуха.
Солдаты, гогоча, вырвали у нее из рук гирлянды и зашвырнули подальше. Цветы разлетелись, упав на камни. Разозленные мухи зажужжали вокруг собачьих трупов. Солдаты глумились, делая вид, что собираются проткнуть Доротею штыками. Их дикий гогот вызвал эхо на пустой площади. Доротея, сдавшись, села посреди улицы и заплакала. Она казалась одним из камней, валявшихся рядом с кучами мусора.
– Иди домой, бабушка! – смирились солдаты, увидев, как она плачет.
Напрасно звучали их просьбы в тишине города – Доротея плакала до самой ночи.
Прошло несколько тихих дней, а потом вновь начались бессмысленные и кровавые стычки. Меня охватил глухой гнев. Я уже не был тем, что раньше, с закрытой церковью и солдатами у ее ворот, которые дулись в карты, сидя на корточках. Откуда только взялись люди, способные на такое? Я не находил ответа. За всю мою долгую жизнь я еще никогда не оставался без крещений, свадеб, отпеваний и молитв. Мои улицы и небеса лишились колоколов. Церковный календарь и святые праздники отменили, и я откатился в неизвестное время. Я чувствовал себя чужим, без воскресений и будней. Волна гнева наводнила мои улицы и пустые небеса. Невидимая волна, которая вдруг поднимается, разрушает мосты, дома, отнимает жизни и делает людей генералами.
«Зло не длится вечно! Кто в небо плюет, себе на лицо попадет!» – кричали с деревьев и крыш. Франсиско Росас слышал крики и замедлял шаг. «Смотри, Франсиско, тебе повезло, что я такой добрый!» Генерал, улыбаясь, пытался разглядеть того, кто бросал угрозы. Казалось, он забыл о Хулии и теперь отрывался на нас. Если он и боялся, то никак этого не показывал. Более того, спустя всего лишь несколько дней после закрытия церкви он превратил приход в военную комендатуру и однажды приказал сжечь иконы. Я видел, как горела Дева Мария, ее мантия превращалась в длинное голубое пламя. Военные все шли в церковь и выносили оттуда полотна, которые без колебаний бросали в огонь. На площади осталась куча пепла, который развеялся по городу.
Отец Бельтран исчез. Говорили, он сбежал. Но куда? В Тетелу или в Кокулу? Я не видел, чтобы он выходил из города,
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 77
