приезда нотариуса она каждую ночь засыпала в мечтах о том, какой кроткой предстанет перед солидным господином из главной дирекции, какими дельными речами заслужит его интерес, как стойко будет завоевывать его доверие, пока он полностью на нее не положится. А после, говорила она себе, не будет никаких препятствий к тому, чтобы вновь взять дела банка в свои руки. Нужно всего лишь заморочить голову одному-единственному мужчине. Может, это и трудно, но не невозможно.
В мечтах все казалось простым.
Пыкк Устерхолл явилась в самый разгар зимы. Китрин сидела в кофейне напротив главного рынка – в той самой, где доплачивала маэстро Азанпуру за уединенную комнату в дальней части здания. Зимние сумерки наступали рано даже в южной Порте-Оливе, долгими темными вечерами оставалось лишь играть в кости да попивать кофе из запасов старого полуслепого цинны. Тем вечером четверо первокровных из гвардейцев ее величества, отдыхающие в кофейне после дозора, обменивались байками с купцом-тимзином. В ожидании весны и обратного пути в Элассу тимзин коротал зиму в Биранкуре, и Китрин уже который день смеялась его шуткам, надеясь мало-помалу набраться сведений о его народе. Вся шестерка посетителей, сдвинув два стола, сидела за долгой партией в кости, как вдруг дверь резко распахнулась и стылый ветер унес из зала все тепло – в прямом и переносном смысле.
В первый миг Китрин приняла женщину за необычайно разжиревшую первокровную: рослая, широкая в бедрах и в плечах, толстая и при этом сильная. Войдя в зал, она тяжело протопала по дощатому полу и размотала черный шерстяной шарф, накрученный поверх черно-седых волос. Тяжелые щеки и толстые губы придавали ей сходство с рыбой. Когда она растопырила губы, между зубами показались зазоры на месте стесанных бивней. Йеммутка.
– Стало быть, ты и есть Китрин бель-Саркур? – вопросила она. – Я твой нотариус. Найдется где поговорить?
Китрин поднялась и провела Пыкк в заднюю комнату. Как только дверь затворилась, Пыкк присела к столику, не скрывая недовольства:
– Играть в кости с городскими стражниками? Это и есть твой способ управлять банком? Доверенному лицу Комме Медеана пристало сидеть не меньше чем на дворцовом приеме или на ужине с важными людьми.
У Китрин подкатывал комок к горлу всякий раз, когда она вспоминала и сами слова, и презрение, с которым они были произнесены.
– В холодные месяцы мало что происходит, – ответила она, внутренне проклиная себя за извиняющийся тон.
– Для таких, как ты, – да, – провозгласила Пыкк. – А у меня забот невпроворот. Банковские книги принесешь сюда? Или для дела есть место поприличнее?
С тех пор каждый день сулил лишь новые унижения, новые язвительные слова, новые поводы напомнить Китрин, что никакой власти у нее нет. Неделями Китрин проглатывала все с улыбкой. В следующие месяцы просто терпеливо сносила. Случись в этом потоке оскорблений малейшая пауза, исчезни хоть на миг презрительный оскал, она сочла бы это победой.
Однако ничего подобного не происходило.
– А причину она не сказала? – спросил Ярдем.
– Не хочет иметь дело с южнецами, – объяснила Китрин. – Вроде бы их толпа убила каких-то ее предков в Пу’те девять или десять поколений назад.
Ярдем, повернувшись к ней, резко повел назад ушами, так что они легли чуть ли не плашмя на череп. Китрин отхлебнула добрый глоток пива.
– Не говори, сама знаю, – ответила она. – Да только что я могу? Никаких переговоров без нотариуса. Мне даже документы подписывать нельзя. Если она не режет палец, никакой сделки.
Средств надавить на главную дирекцию у Китрин не осталось – отказ от них был одним из условий ее соглашения с банком. Стоит Пыкк написать в Карс, что деятельность доверенного лица мешает делу, как от Китрин тут же избавятся, и препятствовать этому будет нечем.
Отломив хлебную корочку, девушка рассеянно принялась ее жевать, не чувствуя вкуса и не получая удовольствия – будто грызла ком земли из-под ног. Заметив взгляд Ярдема, она подвинула к нему блюдо, и он закинул в рот кусок сыра. Какое-то время оба молча ели. В очаге потрескивал огонь. С улицы доносился собачий лай.
– Надо ему сказать, – вздохнула Китрин и глотнула пива.
– Помощь нужна? Я на сегодня уже свободен.
– Драться он не полезет, не из таких.
– Я для моральной поддержки. И ободрения.
– Для того-то я и пью, – ответила Китрин с безрадостным смешком.
– Я знаю.
Она окинула Ярдема взглядом. Темно-карие глаза, широкое лицо. Под левым ухом шрам, которого она раньше не замечала. Ярдем когда-то был священнослужителем, наемным воином он сделался позже.
Пиво стояло почти нетронутым. Одна кружка погоды не сделает, после второй придет расслабленность и притупится досада, но захочется взять третью, а к четвертой Китрин будет готова отложить неприятный разговор до завтра. Лучше кончить дело поскорее, решила она, и уснуть, не боясь завтрашнего утра. Китрин отодвинула пиво, и Ярдем встал, пропуская ее вперед.
Постоялый двор находился в середине соляного квартала, недалеко от комнат, в которых Китрин, Ярдем и Маркус Вестер скрывались в первые дни после приезда в Порте-Оливу. Здешние кривые улочки местами бывали так узки, что Китрин раскинутыми руками могла прикоснуться к противоположным стенам домов. Пахло нечистотами и едкой жижей. Когда впереди показались беленые стены и выцветшие голубые окна постоялого двора, подол платья уже почернел от влаги, замерзшие ноги болели. Китрин плотнее закуталась в шаль и по двум низким ступеням поднялась к двери. Ярдем с отсутствующим видом – но с ушами торчком – прислонился к стене. Китрин постучала.
Она надеялась, что откроет кто-нибудь посторонний – другой постоялец или хозяин. Тогда разговор отложился бы еще на минуту или две. Однако такого везения не случилось, – должно быть, собеседник в надежде на ее ответ ждал прямо у порога. Пепельно-серое лицо и непривычно большие черные глаза, свойственные его расе, делали его похожим на ребенка. Улыбка казалась одновременно и счастливой, и неуверенной.
– Магистра Китрин! – воскликнул он так, будто ее появление было дивной неожиданностью. Сердце Китрин упало. – Пожалуйста, входите! Я как раз согрел чая, позвольте вас угостить. И вашего приятеля-тралгута.
Китрин оглянулась на Ярдема и уловила в его лице что-то похожее на жалость – непонятно, к кому из двоих.
– Я сейчас, – сказала она ему.
– Я здесь, – пророкотал тралгут.
В гостиной пахло сыростью, несмотря на небольшой растопленный очаг, из-за которого воздух казался перегретым. Даже при закрытых дверях откуда-то из задних комнат доносились вопли младенца, мающегося животиком. Китрин опустилась на скамью, покрытую давно утратившими красоту подушками с потертыми красно-оранжевыми кистями.
– Рад вас видеть! – не умолкал южнец. – Я отправил несколько писем сыну в Лионею и сейчас получил ответ. Он сказал, что может…
– Позвольте сперва…
– …отгрузить полную партию
