часть беседы Ирина пыталась убедить, что они с мужем души друг в друге не чают, что дало обратный эффект: Юрасов понял, что у этой четы большие проблемы во взаимоотношениях. Антон пока не знал, в чем причина столь ярого желания изобразить идиллию. Движет ли женщиной самолюбие, хочется казаться благополучной, чтобы не хуже других, или же за неладами с мужем скрывается нечто более серьезное?
Юрасов решил повременить с вопросами о Любавиной. «Если и знает что, то все равно соврет, — подумал Антон. — Лучше этот вопрос попридержать, пока не выяснена реальная обстановка в семье Яцкевичей. Кто должен знать о Сонате, так это Камил, а он вернулся из отпуска лишь через три дня после убийства». С этими мыслями Антон решил покинуть странный дом Яцкевичей и отправился к себе в отделение составлять отчет о проделанной работе, как велел Атаманов.
— А что случилось? Зачем вам понадобился Камил? — проявила запоздалое любопытство Ирина.
— Ничего страшного, простая формальность. — Антон одарил хозяйку лучезарной улыбкой и скрылся за дверью.
Камил
Пошел девятый час, на улице давно стемнело, по стеклу дребезжали холодные капли дождя. На душе у Камила было так же мрачно и пасмурно, как за окном. Сотрудники компании «Атлантик» давно покинули рабочие места и разошлись кто куда, преимущественно по домам. Камил Яцкевич домой не торопился, хотя работа его не держала. Чем себя занять в офисе, руководителю отдела информационных сетей найти не сложно. Но всю работу не переделаешь, а Камил и не пытался. В столь поздний час Яцкевич сидел в своем кабинете и, по сути, валял дурака. Сайт системного администрирования и записи на форуме автомобилистов были прочитаны, пасьянс разложен, ответы на электронные письма написаны. Домой совершенно не тянуло. Здесь, в маленьком отдельном кабинете, обставленном на собственный вкус, он чувствовал себя куда комфортнее, чем дома. Монитор повернут к окну, и никто никогда не увидит, что появляется на экране, какие картинки всплывают. Не надо украдкой заглядывать на нескромные страницы, опасаясь усмешек или, того хуже, семейных скандалов. На столе держи чего душе угодно, в стеллаже — сувениры и подарки фривольной направленности. Где еще, как не на работе, может себе позволить что-нибудь подобное глубоко женатый мужчина? Не то чтобы Ирина устраивала сцены и разборы полетов. Бурные выяснения отношений остались в прошлом, они сменились безмолвными укорами, глубокими вздохами и тяжелыми взглядами. Какое бы прегрешение перед семьей Камил ни совершил, жена держала лицо. Она не предъявляла претензий, не пилила, по-прежнему стирала-гладила-готовила и, что самое противное, делала все это безупречно. Как бы ни маскировалось ее «неведение», атмосфера в доме накалилась до взрывоопасного состояния. Не заметить тщательно скрываемые настроения жены Камил не мог, как ни старался. Он предпочитал смотреть на все сквозь пальцы, хотя и понимал, что долго это продолжаться не сможет: либо Ирина устроит революцию, либо у него самого нервы не выдержат и он что-нибудь предпримет. Камил не сомневался: сама собой обстановка не разрешится, хотя этот вариант его устроил бы больше всего. Действовать Яцкевичу не хотелось, и он принял выжидательную позицию, надеясь на русский авось, хоть сам был поляком.
В последнее время кисло-желтая хандра накатила на него с особенной силой. Камил острее стал чувствовать безразличие ко всему. Его ничего не интересовало и не радовало, перестало огорчать то, что раньше огорчало. Дни, словно близнецы, походили друг на друга — никакого разнообразия. И в перспективе тоже ничего хорошего не ожидалось. Ежедневно перед глазами мелькала та же непривлекательная жена в той же безразмерной футболке, натянутой на располневшую фигуру. Один и тот же умело приготовленный ужин, от окружающей пресной обстановки кажущийся безвкусным.
— Тебе с сахаром? — дежурный вопрос. Каждый раз, наливая чай, Ирина его задавала и, не дожидаясь ответа, бросала два кусочка рафинада в чашку мужа. Камил запоздало кивал, уткнувшись в журнал. Он всегда, когда ел дома, что-нибудь читал. Чтение помогало отгородиться от внешнего мира, от семьи и от опостылевшей женщины.
Это началось давно и как-то незаметно. Сначала Камил успокаивал себя тем, что причина вовсе не в нем и не в Ирине, а в обстоятельствах: усталость, работа, раздражение. Все пройдет, стоит только как следует отдохнуть, и нежные чувства вернутся вместе с пылкой страстью. Но ни долгие выходные, совмещенные с праздниками, ни отпуска не помогали — совместный отдых оказался невыносимым, и отношения со временем лишь ухудшались. Камил старался подгадать распорядок дня так, чтобы как можно меньше времени проводить дома, когда там жена. На работе договорился приезжать спустя два часа. Вставал в то время, когда за Ирой закрывалась дверь. Жена не работала и, чтобы себя занять, недавно записалась на курсы макраме, в утреннюю группу. Возвращался поздно, порой почти к ночи — до того не хотелось домой. И вообще не хотелось ничего.
Раньше он был другим: веселым, жизнерадостным и почти счастливым. Яцкевич не ходил, он скользил легким спортивным шагом, едва касаясь земли. От домашнего уныния его спасал рецепт Дон Жуана. Камил всегда был не прочь сходить налево, даже в наиболее безоблачные годы брака. Романчики, романы, романища — они так приятно дополняли его беспокойную жизнь. Милые подружки как солнышки согревали своими жаркими ласками и поцелуями, от их светлых улыбок мир расцветал и переливался яркими красками. Камил слыл известным дамским угодником и любимцем женщин. Его выразительные зеленые глаза обладали невероятным магнетизмом. Сколько красоток пленил этот взгляд! Не каждая могла перед ним устоять, да и не хотела. Флирт с Камилом был приятным приключением, роман с ним — красивой сказкой. Дамы ни на что не рассчитывали, зная, что он женат, они хотели лишь романтики, хоть на какое-то короткое время окунуться в омут призрачной любви. Сам Камил старался не влюбляться, чтобы избежать ненужных страданий, и это ему с лихвой удавалось. Он купался в любви и наслаждался жизнью, руководствуясь принципом: один раз живем. «Так не стоит отказывать в удовольствии ни себе, ни ближнему», — продолжал он чье-то изречение, подразумевая под ближними хорошенькие создания, угодившие в его объятия.
Ирина
Кто бы знал, каких усилий ей стоило не вспылить, не разрыдаться и не высказать мужу все, что она думает о нем и его примитивном вранье?! Из последних сил Ирина держала лицо, хотя ей казалось, что вместо него она давно носит приросшую к коже маску. Такого и персонажа в театральных пьесах нет — это должен быть гибрид жизнерадостного Арлекина с печальным Пьеро. В присутствии Камила Ира
