отнять.
— Хватит, Николай Дмитриевич, вы же видите, что разговор с ними бесполезен.
Васильковская и Маринюк ушли.
Поза, взгляды Макруши вслед уходящим были подчеркнуто самодовольны, полны наглого удовлетворения. Саше невольно сделалось противно и даже на мгновение как-то стыдно, что он разделяет Макрушину радость. Удивился этому ощущению, оправдывая Макрушу, подумал: «Они считают себя друзьями Любы, а на самом деле приносят ей зло, хотят отвратить от бога».
— Поехали! — коротко приказал Макруша, когда Васильковская и Маринюк скрылись за углом улицы. Теперь в Макрушином голосе явно звучала тревога. Опытный во всякого рода проделках, он чуял опасность. Конечно, врач и инженер не станут молчать, за ними заговорит общественность, газета. Огласки сектанты боялись пуще всего, только темнота тайны покровительствовала им… Однако отступать поздно… «Обойдется, — мысленно успокаивал себя Макруша. — А все же… скверно! Принес их черт, все испортили!»
— Давай, заводи! — добавил вслух.
Крыжов сел в машину, включил мотор.
Несколько минут спустя покинули дом остальные. До поселка, как условлено, добрались на такси. Оттуда к выбранной Буцаном бухточке зашагали пешком, разными дорогами, разбившись по парам. Саше в попутчики достался Прасол.
Шли молча. Саша углубился в свои мысли. Думал о Любе, беспокоился за ее судьбу. Она нездорова, ее лихорадит. Принесло же незваных и нежданных посетителей!.. Но Люба молодец, не поддалась… И не поддастся. Она, как Саша, выбрала свой путь и пойдет им до конца… До какого конца?.. Что ждет Сашу завтра?.. Нет, не надо об этом думать!.. Хорошо, что ее будут крестить именно сейчас. Ведь крещение — приближение к богу… Завтра она выздоровеет. Если эти явятся снова, им придется убраться с позором — Люба в их заботах и лечении нуждаться не будет…
От надежды на скорое выздоровление Любы сразу повеселел.
Громко сказал:
— Вот мы и пришли. Здесь «крещение» будет.
Прасол, всю дорогу не произнесший ни слова, молча кивнул.
Погода стояла скверная, хмурая. С моря дул невеселый ветер, гнал по небу низкие ватные тучи. Море было таким же серым, как небо. Волны выкатывались на берег медленно, неохотно, дробно постукивая галькой.
За последнее время у Саши вдруг появилась манера неожиданно переноситься мыслями в прошлое, вспоминая когда-то случившийся эпизод, иногда совсем незначительный. От этого он иногда казался сам себе стариком, который больше увлечен минувший, чем настоящим. Вот и сейчас, на морском берегу, перед «крещением» Саша, неизвестно почему, странным, непонятным переходом мыслей вдруг вспомнил штурмана «Каги мару», который говорил, что такие, как Калмыков, мешают русским и японцам жить в мире.
Когда все собрались, Евстигнеюшка побыстрее увела Любу за скалу. Раздев донага, натянула на нее белый балахон, которым пользовалась одна из молодух, что «веселились» в доме Крыжова. Прасол разделся сам, тоже напялил балахон. Прасолу было около сорока, но выглядел он старше — морщинистое, грустное лицо, сильные руки рабочего, задумчивый взгляд.
Люба вышла из-за скалы в сопровождении неотлучной Евстигнеюшки. Девушка осторожно ступала босыми ногами по камням. Щеки Любы то вспыхивали, то бледнели. Резкий ветер трепал полы балахона.
По знаку «слуги» Люба и Прасол стали рядом. Прасол поддерживал девушку под локоть — стоять ей было трудно. Одинакового роста, они почти не отличались фигурами в бесформенной одежде.
Крыжов выступил вперед. «Крестящиеся» повернулись к нему лицом. Крыжов начал напутственную речь. По изуверскому обряду, «крещение» водой символизирует полный отказ «свидетеля Иеговы» от собственной воли во имя высшей воли бога. Погружение в воду означает смерть личных желаний, чувств, мыслей. Выходя из воды, человек как бы поднимается к новой жизни, в которой будет исполнять веления Иеговы. Бытие новообращенного сектанта, имущество его, планы и мечты отныне принадлежат только богу Иегове. А приказы бога осуществляют «старшие», им надо подчиняться слепо, безоговорочно.
Крыжов говорил с профессиональным экстазом, умело играя голосом, наизусть цитируя целые абзацы трактата «Бог верен» — одной из главных иеговистских книг.
— Кто вы? — заглушая шум волн, спрашивал Крыжов и сам же отвечал. — Помните, как сказано в священной книге: «Обыкновенные люди, которых Иегова избрал представлять его сегодня, не являются мудрыми, сильными и благородными по плоти, однако они выполняют великое дело, прославляя честь и славу Иеговы. Подобно христианам первого столетия, они так же приносят множеству народов надежду посредством проповедования благой вести о царстве божием»…
Люба и Прасол слушали, стоя на холодном ветру.
Красноречие Крыжова прошло мимо внимания Саши. Сегодня священные слова почему-то не проникали в душу, как обычно. Думал о другом: не простудится ли Люба, не захворает ли еще больше.
С легкой тревогой оглядывался вокруг Макруша. Нетерпеливо ждал конца церемонии. В самом деле — группа на пустынном морском берегу, под ветром, нелепые фигуры в белых одеяниях, ораторствующий Крыжов — такое удивит хоть кого. Заметят посторонние, подойдут глянуть, начнутся расспросы, еще в милицию потащат. Макруша прекрасно знал, что такого рода «религиозные церемонии» строго запрещены законом… Скорее бы подальше отсюда… И вообще события начинали все больше тревожить Макрушу. Он дорого дал бы за то, чтобы не встречаться с инженером и Васильковской, но теперь поздно. Они знают, где Люба, и не успокоятся, пока не возьмут в свои руки дальнейшую судьбу девушки.
— Наши мысли должны быть постоянно обращены на бога и его волю. — Крыжов без запинки, что называется «шпарил» из трактата «Бог верен». — Только таким путем мы будем способны любить его больше всего… Мы должны презреть окружающий нас мир, руководствоваться волей Иеговы, и он приведет нас к истинной правде…
Буцан с обычным тупым видом смотрел прямо перед собой. По лицу его не отгадаешь, о чем думает он… и думает ли вообще?..
Крыжов кончил. Обнял Прасола и Любу за плечи, легонько подтолкнул к воде: «Идите, брат и сестра! Пусть таинство святого крещения осенит вас!». Указывая, куда надо идти, сделал обратный жест, как бы вызывая их на берег.
Волна лизнула Любину ногу. От холода девушка невольно поджала пальцы, чуть вскрикнула. Прасол будто и не чувствовал холода, шагал уверенно, увлекая за собой Любу, крепко поддерживая ее под локоть.
Оставшиеся на берегу запели псалом. Ветер рвал слова, уносил их. Резче других выделялись верещащий тенор Буцана и сиплое контральто Евстигнеюшки.
Волна захлестнула Любу до колен, до бедер, до пояса. Чувствуя, как дрожь охватывает тело, и стараясь перебороть ее, девушка, повинуясь движению Прасола, присела. Балахон вздулся вокруг нее пузырем. Новая волна обдала их с головой. Люба поднялась, хотела выбраться на берег. Прасол, которому Крыжов предварительно растолковал весь обряд крещения, заставил ее окунуться по плечи еще раз. От холода у Любы перехватывало дыхание.
Дрожащие, бледные, выбрались из воды Люба и Прасол. Мокрый балахон облипал
