Какой же праздник, да без цветов?
Кроме того, о любви на предстоящем торжестве никто и не заикался. Да, ходили слухи, что Георг и Элиза спят друг с другом, но подобным фривольным ореолом может похвастаться любая пара взрослых людей, которых хотя бы раз видели вместе.
Я бы проклял всех сплетников, если бы сам им не был.
И, как самый главный сплетник Classis Libera, на вопрос о причинах и поводах я всегда отвечал, что предстоящее событие — не что иное, как династический брак. Вольные торговцы двух влиятельных семей объединялись и перед ликом Бога-Императора клялись в верности друг другу или хотя бы в том, что ударят кинжалом в спину чуть погодя, а не прямо сейчас.
Гости со стороны жениха — справа, со стороны невесты — слева. По центральному проходу в сопровождении прекрасной органной музыки двигалась многочисленная процессия. Впереди — священник, который собирался провести обряд, сразу за ним — Георг Хокберг под руку с Элизой Бонне. Георг всегда наряжен как на праздник, отличить будничный наряд от торжественного сложно, а вот Элиза приятно удивила.
Белое платье с корсетом, чтобы получить хотя бы намёк на талию, на голове знатной дамы полупрозрачная фата, а позади — многометровый пышный шлейф, который в итоге протянулся от алтаря и до выхода! Подозреваю, что Элиза самостоятельно и не утянула бы столько ткани, а потому шлейф придерживали даже не пажи, а её первые офицеры, всего около двух десятков человек.
О любви в тот миг никто не заикался, но вот о том, что Элиза при желании затмила бы Георга во всём, говорили с уверенностью.
Далее последовала литургия, а вот передавать молодым зажжённые свечи священник не стал. Во-первых, не молодые. Во-вторых, и это самое важное — Элиза не в первый раз выходила замуж. Ограничились кольцами и поцелуем.
Росса с супругом наблюдала за действом из первых рядов, а вот на банкете оказалась за одним столом с Абой и его пассией, на которой, впрочем, я не стану акцентировать внимания, а лучше опишу изменения, которые произошли с сыном госпожи Бонне.
Пусть "Клинок Жан-Жака" сгорел во время сражения с друкари, но его капитан пережил кораблекрушение. Огонь добрался и до Абы тоже, но не пожрал, а всего лишь прикоснулся.
Больше никаких светлых кудрей, — Аба брил голову. Справа от макушки и вплоть до подбородка — рубцы от ожогов. Ухо деформировалось, глаза и вовсе не было, на его месте чёрная повязка.
Не поймите неправильно, у Абонданса Бонне всё в порядке с финансами, нет никаких специфических заболеваний и религиозных предрассудков по поводу аугметики, но, как и металлическая рука Георга, ожоги Абы работали на образ. Теперь ни у кого язык не повернётся назвать младшего отпрыска в семье Бонне "сосунком", "маменькиным сынком" или ещё как-то в том же духе. Перед вами — бывалый пустотный волк, который смотрел в лицо смерти и смеялся.
Аба перестал подражать Георгу, отказался он и от цветов Бонне — белого и голубого. Аба как на поминки пришёл, весь в чёрном.
Насмотревшись на разгорячённые лица людей вокруг, прислушавшись к смеху и развязав язык алкоголем, Аба проговорил, кивнув в сторону матери и её нового мужа:
— А ведь я хотел с ним поквитаться.
Он вздрогнул, когда понял, что сказал это вслух. Вздрогнула и Росса. Пара капель вина испачкали рукав — хорошо, что платье тоже красное. Эдуардо — муж Россы — весь подсобрался, моментально протрезвев, пассия Абы просто-напросто побелела.
Ещё бы — иной человек даже предположить не мог бросить вызов самому Георгу Хокбергу! Одному из самых влиятельных людей сектора Сецессио!
И всё-таки, несмотря на первую реакцию, Аба ухмыльнулся и сказал:
— Можете так и передать отцу.
— Это угроза? — спросил Эдуардо.
Росса хотела схватить мужа за ногу под столом, чтобы избежать скандала, но пока тот отвечал достаточно хладнокровно.
— О! — воскликнул Аба. — Конечно же, нет. Теперь уже нет.
Росса молчала, ждала продолжения, и оно не заставило себя ждать.
— Теперь мы — родня. — Аба натянуто улыбнулся. — Георг снова всех перехитрил, включая и маман, к сожалению.
— Так будет лучше и вам, и нам, — сказала Росса.
— Буду с вами откровенен… могу себе позволить, — произнёс Аба, подмигнув единственным глазом. — Сейчас вы, Хокберги, уязвимы как никогда. Да, у вас сильная армия… даже собственная орда зеленокожих есть! Но нет боевых кораблей. И не будет ещё очень долго. Я видел, на что похожа "Амбиция", во что превратился "Марс".
— Всё ещё лучше "Клинка", — заметил Эдуардо.
Аба хмыкнул, отвёл от собеседника взгляд и больше на него не смотрел.
— У нас, Хокбергов, — проговорила Росса, — есть кое-что серьёзнее боевых кораблей. Влияние, связи. Они защитят нас лучше макропушек.
Аба развёл руками и отозвался:
— Сложно спорить. Язык — вот главное оружие вашего отца. Всем друг. А кому Георг не друг, тот, скорее всего, мёртв.
Росса вспомнила о том, что всё ещё держит бокал с вином, и, наконец, поставила его на стол. Она добавила:
— По поводу кораблей, кстати, вы тоже не правы. Года через полтора, два я стану капитаном новенькой "Кобры". Корабль уже заложили.
— Поздравляю, — без всяких чувств отозвался Аба, а потом прикончил порцию амасека и дождался, когда официант наполнит бокал ещё раз.
Воцарилось молчание, которое прервала именно Росса, а не кто-нибудь другой за столом.
— Что собирается делать ваша матушка? Ходят самые разные слухи, и в то же время отец отмалчивается по поводу переговоров с ней.
— Потому что переговоры ведутся до сих пор! Даже когда маман улыбается и целуется с ним! — Аба всплеснул руками, расплескав немного амасека из бокала. — Не хочу думать об этом, но… подозреваю, что в первую брачную ночь они займутся тем же, чем занимаются прочие молодожёны. — Аба добавил после короткой паузы: — Будут считать деньги.
Росса позволила себе усмешку, Аба тоже выдавил нечто подобное.
— В любом случае маман возвращается домой уже через пару недель. Назад к своим клумбам и грядкам, так как "все эти интриги и войны слишком волнительны".
— Ага, я поняла. — Росса пусть и с опаской, но положила руку на плечо Абы и продолжила: — Не расстраивайтесь. Наше время ещё придёт. И для нас найдётся место. Пусть в Сецессио, во Фриа правит балом мой отец, — с благословения вашей матушки,
