Прежде чем кто-либо сообразил, мёртвая сталь прорубила путь к лестнице на стене. Кто-то ударил в спину, но клинок безвредно скользнул по доспеху. Взлетел по ступеням и обрушился на лучников, рубя и рассекая без разбора, пока в глазах не покраснело.
Стрелы без вреда отскакивают выпуклых доспехов, а мёртвая сталь рассекает любого оказавшегося рядом. Я верчусь, начиная оскальзываться в крови, но продвигаюсь к механизму опускания ворот. Через вопли умирающих и перепуганных защитников пробивается крик Элиаса.
У самого механизма меня встретил рыцарь в полных латах и шлеме, похожем на ведро с прорезью. Огромный топор в его руках обрушился на голову, но меч разрубил рукоять и без остановок шлем. Тело по инерции пролетело мимо меня и, перевалившись через ограждение, рухнуло вниз.
Я выбил стопор и развернулся под грохот цепи, оставшиеся на стенах защитники пятятся, глядя на меня с первобытным ужасом. С других участков спешит подкрепление, и с высоты видно, как улицу баррикадируют. Двое магов под прикрытием рыцарей плетут заклинание, но не успевают. Хлынувшие по мосту легионеры сминают защитников, как волна камыш.
В суматохе я едва заметил смазанную тень, что выскользнула из ниоткуда и пронеслась мимо магов. А те рухнули, зажимая вспоротые глотки, дико пуча глаза и хрипя. Воздух пропитался железным смрадом крови, но к нему вплетается и знакомый тяжёлый запах пожара.
Пора приступать к самой приятной части плана.
Перехвати меч поудобней и двинулся на защитников стены. Воины бросили оружие и побежали навстречу подкреплению, невольно задерживая его. Оборона рассыпается и отступает вглубь крепости по узким улицам. А легионеры во главе с возрождёнными следуют за ними.
Я только что возродил то, что уничтожил столетие назад. Более того, я возродил себя. Впервые с момента пробуждения в руинах ощущаю яростное биение жизни и силу.
Глава 23
Возрождённые сминают любую попытку обороны, а враг впадает в панику. Я наблюдаю за битвой и не вижу ни одного старшего офицера в рядах защитников крепости. Лишь несколько рыцарей пытается воодушевить пехоту, но уже ничего не спасёт их. Стены взяты, а через главные ворота бесконечным потоком врывается легион. В башнях-редутах на стенах, куда отступили лучники, — тишина. Ни единой стрелы не вырывается в сторону союзных войск.
Я утёр кровь с лица и оглядел бойню вокруг, втянул носом холодный, но полный смрада крови воздух. К серому небу взлетают вопли умирающих, лязг стали и смачный, леденящий душу, хруст. Это уже не битва, но бойня. То, чего я так хотел и что послужит уроком для врагов.
Нежить разорвала строй защитников, пошла узким клином, оставляя за собой только, смерть и покалеченные тела. Оставшихся легион прижал к стенам башен щитами и добивая короткими тычками мечей. На лицах моих людей ужас смешивается с лихорадочным возбуждением. Горячка боя, в которой человек забывает, что он человек. Всё воспитание, вся мораль и догмы испаряются, оставив первобытную жестокость и жажду крови.
Я спустился со стены к подоспевшему Элиасу.
Руки мелко трясутся, кажется, сердце сейчас разломает рёбра и само побежит впереди войска. С меча до сих пор капает кровь, а её солёный привкус чувствуется на губах.
— Ты как молодой упырь. — Пробормотал полуэльф, оглядывая меня. — С ног до головы в кровище... ты можешь не улыбаться?
— А? Да... конечно...
С затруднением стёр ухмылку. Неужели мне настолько не хватало схватки во главе армии? А может, просто устал от бумажной работы и выслушивания бесконечных жалоб и просьб? Я выдохнул через стиснутые зубы.
Через площадь ползёт воин, одной рукой хватается за щели в плитах, а другой придерживает сизые внутренности. Он уже мёртв, но всё ещё отчаянно борется за призрачную надежду. Человек вообще не верит в скорую смерть, даже когда она перед самым носом. Ведь обязательно случится чудо и его спасут. Но нет, чудес не бывает. Солдат застыл с вытянутой рукой и уронил голову в лужу чужой крови.
Бой заканчивается так стремительно, что это даже пугает. Лучников в башнях перебили подземники, маги тоже их заслуга. Меня начинает тошнить от одной мысли, сколько бы я потерял людей и как долго держал осаду, если бы не они. Но ещё сильнее тошнит от осознания долга перед ними и цены, которую надо уплатить.
Остатки защитников отступают к цитадели, что возвышается в ядре крепости. Древний зодчий постарался и выполнил в виде огромных кубов, криво поставленных друг на друга. Легион выстроился в две шеренги, держа стену из щитов. Союзники завершают полное окружение, а вместе с ним и битву.
— Знаешь, — сказал я, повернувшись к Элиасу, — ты хороший учитель. Даже я едва верю, что это вчерашние крестьяне. В чём твой секрет?
— Метод кнута и пряника. — Ответил бывший герой, криво улыбаясь. — Каждому провинившемуся этот пряник кнутом забивается пониже спины. И так пока изо рта не посыплются.
— Хм... да у тебя действительно талант. В будущем открою академию, и ты в ней будешь преподавать.
— И чему я буду учить?
Элиас вздёрнул бровь. Серое небо отразилось в голубых глазах, неподобающе огромных для мужчины.
— А какая разница? Таким способом ты и черепах летать научишь.
— Я подумаю, но ничего не обещаю.
Сбрасывая напряжение неуклюжими шутками, мы подошли к цитадели. Защитники, отчаявшись спрятаться в цитадели и казематах, бросают оружие на заляпанные смесью снега и крови плиты. Я хлопнул в ладони, и воины перед нами расступились, двинулся на передний край, медленно хлопая в такт шагу. Защитники смотрят исподлобья со смесью страха и ненависти. На крыши башен и домов опускаются вороны. Наблюдают за будущей едой, щёлкая клювами и переступая с лапы на лапу.
Сейчас момент для настоящей жестокости. Показательной и продуманной.
— Я впечатлён. — Сказал я громко, и голос разнёсся по площади, пробивая морозный воздух. — Действительно впечатлён. Не каждый осмелится встать у меня на пути, не каждому хватит духа пойти против истины. Храбрость должна поощряться, посему я позволю вам жить.
Среди защитников пронёсся прерывистый вздох облегчения, а Элиас глянул на меня. Он уже знает, что будет дальше.
— Однако, — продолжил я, наклонился и поднял отброшенный кем-то меч. — Я не могу отпустить вас всех. Поэтому вы сами решите, кто уйдёт живым. У вас есть десять минут, я отпущу сотню. А если не решите, это будет оскорбление моей доброй воли, и тогда ВСЕ умрут страшной смертью.
Я умолк, вглядываясь в расширенные от изумления и ужаса
