Ведь не по мне это. Но, несмотря на всё, было видно, что она заинтересовалась этим. Быть может, кому-то из вас нужно прийти в тот мир и обратить её в разорад. Не раскрывая вашей сущности, я лишь пересказал, как мы сражались плечом к плечу с теми саткарами. И её интерес к вам возрос ещё сильнее. Мне даже показалось, что зора стал для неё привлекательнее сразу по двум причинам, ведь она поняла, насколько вы сильны. И ей наверняка захотелось обладать тем же могуществом.
Наши разговоры не прекращались, потому что она стала интересоваться другими сторонами моей жизни. И мы так медленно шли по ночной Леваоле (да, оказывается, в честь этой самой Леваолы, которую тат жаждут отыскать Балиур и Валаз, было названо это поселение – наверняка, она соблазнила местного управителя, так что он ради неё пошёл на это). Сильвилла предложила продолжить нашу с ней беседу у неё дома. А уж завтра с утра я отправлюсь на поиски эсров. Я согласился, потому что беседа хотя бы уж с полуэльфом, но чистым и неосквернённым какими-то пороками, было для меня необходимостью. Давно я не ощущал настолько родственной души.
Всю ночь до раннего утра мы разговаривали друг с другом. Я сбросил иллюзию и показал своё истинное обличие. Мы долго обсуждали особенности эльфийской жизни. И у Сильвиллы появилась прекрасная возможность увидеть различия между далрами и эсрами. Также я рассказывал ей о своих странствиях, но опустил подробности жизни в Мордалали. Ни к чему ей слышать эти печали, которые уже практически перестали меня мучить. За исключением потери моей возлюбленной жены. Всё-таки Аиэйя навсегда заняла своё место в моём сердце. И даже тьма, что накрывает мою душу мрачным саваном, не способна была стереть память о моей незабвенной арлисе. Даже сейчас, мой друг Сетамилис, когда я говорю о ней, во мне всё сжимается оттого, что её больше нет со мной. Сильвилла же в свою очередь пыталась припомнить подробности своей недолгой жизни. Мы также обсуждали с ней магию смерти. Она уже мечтала о том, как воскресит собственную мать, даже не подозревая о том, что она будет совершенно другой. А на утро она угостила меня каким-то интересным напитком, который открыла во время своих алхимических экспериментов. Я сказал, что мне понравилось, когда как это было не совсем так. Но что поделаешь? Я запустил процесс обращения в чёрного эльфа и не препятствовал этому. Тьма постепенно поглощала меня. После этого мы покинули её дом, чтобы сходить на местный погост и взглянуть на могилу её матери.
Должен признать, Леваола в сумерках выглядела иначе, нежели сейчас. С рассветом поселение как будто бы преображалось, становясь более приветливым. Рабочие люди начинали свой быт. И, глядя на них, я видел настоящих работяг, от которых не нужно ожидать подвоха. По всей видимости, сущность эсров пробуждается в них только лишь с наступлением сумерек – времени, когда господствует дух нечестия. Я, конечно же, принял обратно облик человека, чтобы не бросаться в глаза людям. И всё равно то и дело встречал странные взгляды местных жителей, которые они метали в направлении нас. Я даже не выдержал и поинтересовался у Сильвиллы, почему они так смотрят? Девушка отвечала:
- Просто все до сих пор считают, что мне нужна их защита и опека. Вот и присматривают как за своей дочерью.
Когда дневное светило начало приближаться к зениту, мы покинули эту Леваолу и приближались к небольшой рощице, на котором покоились те, кто раньше были местными жителями. Сильвилла призналась, что каждый раз, как ходила сюда, не могла сдержать слёз, однако теперь уже не так – печаль излита до конца. И в душе осталась только лишь ничего не значащая пустота. Также она сказала, что мы с ней чем-то похожи. Я – потерял свой народ, она – свою мать. И мы оба смирились с этим. У нас у обоих пустота на душе. Но мы продолжаем вопреки всему идти вперёд, к собственной цели, хотя и не уверены, что нас может хоть что-то получиться. Да, в чём-то она была права.
Несмотря на то, что залитая светом дневного светила роща была наполнена пением птиц, всё же радостным это место назвать не поворачивается язык. Один только взгляд, брошенный на могильные холмики, развеивал всю иллюзию жизни и радости, которая должна быть присуща этому месту. И вот, глядя на Сильвиллу, я видел, что красота и мрачность, которые так искусно размешаны не только в её внешности, но и внутри, были очень схожи с красотой и мрачностью этого места. Когда находишься в этой роще, сразу к сердцу подступает какая-то печаль и не отпускает всё то время, пока бродишь тут.
Могила матери Сильвиллы находилась на окраине с южной стороны этого погоста. Странно, однако над всеми захоронениями были памятные плиты, когда как мама Сильвиллы покоилась без такого камня. Я не стал её спрашивать, однако она сама рассказала, почему это так:
- У маленькой девочки не было денег, чтобы похоронить её. Поэтому соседи так любезно помогли мне в этом. Но, несмотря на то, что моя мама сделала для них очень многое, они поскупились на то, чтобы установить хоть какой-то памятник.
- Если хочешь, я могу сделать это с помощью своей магии. Только надпись не получится.
- Нет, не нужно. Мне даже так нравится. Получается очень иронично. Когда ты что-то можешь дать людям, они будут о тебе помнить. А, когда вдруг сама окажешься в нужде, люди предадут тебя забвению. Вот так и получилось с моей мамой.
- Как хоть её зовут?
Чуть помолчав, она отвечала, и голос её сделался резким:
- Не важно. Всё в прошлом. И нечего ворошить его.
Я хотел сказать что-нибудь… Что-нибудь утешительное, однако что-то удержало мой порыв, и он погас. Так что мы просто так стояли и смотрели на место, где земные черви изъели тело матери Сильвиллы. Это странное ощущение, когда ничего не хочется ни делать, ни говорить, охватило меня, так что я просто стоял рядом с ней и молчал. Хрупкая дева, ещё ребёнок, но душа её уже крепче, нежели у закалённого в боях воителя. И по мере того, как мы стояли в таком безмолвии, я ощущал, как растёт её сущность тёмного эльфа, будто бы, стоя над могилой родного человека, она взращивала в себе свою вторую сущность. Но со временем я стал вообще чувствовать небывалую странность, как будто бы тут два, а
