подозревать начали, – сказал он вполголоса.
– Да я это… Ванька шумел, вот я и ушел.
– Вы не с ним пили?
– Не, поругались мы че-то.
– Ну и хорошо. Его отравили.
Роман Петрович хлопал на агента глазами.
– А я, – забормотал он, – а я сидел, слушал. Шумно было. Ванька весь вечер буянил, Натка материлась, Валька бегала туда-обратно, Анька с ним тоже собачилась. Вот собрался и ушел.
– Где были-то?
– У друга, недалеко тут…
– Сидите дома, следователь заберет вас, чтобы поговорить.
Михаил снова сбегал на кухню и сообщил Скрынникову, что Алкоголик Первый явился. Попрощался со следователем и вышел из квартиры в задумчивости – даже остановился в пролете у окна, пытаясь поймать основную мысль. Он смотрел во двор-колодец и думал, что интуиция его замолчала. Он мог поверить, что женщину в полиэтилене убил и Иван Вадимович, и Роман Петрович, и обе старушки. Они вчетвером вполне могли пудрить мозги и Михаилу, и следователю, и даже действовать в сговоре – кто их подловит на лжи столько лет спустя? Лена в роли убийцы настойчиво лезла к нему в голову. В этом змеином клубке никто не станет ее подозревать.
Миша зашел за девочками к матери и, выслушав порцию наставлений, написал жене, что они с дочками идут пешком домой. Лена ответила, что готовит ужин, потому что перепутала дни доставки.
Дома было нервно. Дочки отказались есть приготовленное, и Лене пришлось выпить успокоительное. К десяти Миша уже лежал на полу в детской, зажатый дочерями с обеих сторон, читал им «Опасное лето».
Ему доставалось больше дочерней любви, потому что в семье он был добрым полицейским, а Лена – злым. Правда, это означало, кроме обожания, что дочки чаще его дергали, чаще висели на шее и почти не слушались. Лена была не против такого расклада.
– Какой-то ты зеленый, – сказала Лена мужу, когда начались их сорок минут на личную жизнь.
Она тоже выглядела вымотанной.
– Меня сегодня допросили по-настоящему, на камеру, – сказал Миша.
– Понравилось? – спросила Лена.
– Есть в этом что-то торжественное.
Они достали из холодильника водку, стоявшую там года три. Лена делала бутерброды.
– Кому нужно убивать Ивана Вадимовича? – спросила Лена.
К этому моменту Миша окончательно убедил себя, что жена не может быть убийцей, и сейчас затосковал, глядя на спину жены, резавшей колбасу.
– Не знаем. Скрынников обмолвился, что он, скорее всего, не убийца той женщины в перекрытиях, а свидетель. Бесится, что просмотрел убийство.
– Как его убили?
Михаил сглотнул.
– Отравили техническим спиртом из комнаты Паши. Представляешь, сегодня, только вынесли его тело, жильцы собрались и выбросили все, что было у него в комнате. Вот прям тут же, как только за ним закрылась дверь. Не удивлюсь, что его укокошили вообще не из-за тела, а из-за комнаты, потому что вчера он опять отказывался продавать ее.
– Я бы тоже радовалась. Или сама удавила. Жить рядом с таким невыносимо.
Миша, онемев, смотрел на нее. Жена ответила ему меланхоличным взглядом.
– Что? Ты знаешь, как с ними работать, но не знаешь, каково жить.
– Только следователю об этом не говори, – попросил Михаил.
Перед сном Миша думал о жене. Ее нескрываемое безразличие к смерти матери и вечернее признание напугали его больше, чем показалось сначала. Он попытался восстановить в памяти ее рассказ о матери и жизни с ней. При повторном знакомстве в студенчестве его поразило, что она не сказала, что мать пропала без вести. Потом, десять лет спустя, его поразила история Лениного детства и юности. В его понимании из такого детства путь был только в алкоголь, деструктивную семью, в общем, в любые неблагополучные сценарии. Но жена избежала всего этого. В голове крутилась мысль, что Лена могла убить и собственную мать.
Глава девятнадцатая,
в которой следователь Игорь Вячеславович Скрынников устанавливает личность жертвы и добирается до настоящего убийцы.
Рано утром, еще до будильника, позвонил Скрынников.
– Михаил, нужна помощь с документами из нулевых. Пытался вчера разобраться, фото прислали скверные, да и в них, честно говоря, я мало понимаю.
– Давайте я заскочу в офис и привезу копии, – предложил Михаил. – Встретимся на 5-й Советской?
– Я уже здесь, – ответил следователь.
Миша ушел в душ, по дороге разбудил девчонок. Вернувшись, застал жену задумчивой и отстраненной.
– Лен, что опять?
– Ничего, все хорошо, – улыбнулась она. – Яичницу будешь?
Придя в квартиру на 5-й Советской, Михаил нашел следователя на кухне за телефонным разговором. Скрынников поприветствовал его кивком головы и сделал знак подождать.
– Ну смотрите, как я говорил, данные по перелетам в авиакомпаниях хранятся год, но коллеги из МВД нашли архивы того периода, потому что отслеживали рейсы за границу, следили за одним… неважно, – рассказывал Игорь в трубку. – Двадцать пятого августа был рейс Москва – Берлин, на который зарегистрировались Николай Майер и Константин Майер.
Он помолчал, слушал собеседника.
– Они вылетели в двадцать два тридцать. Вы говорили о двадцать шестом числе, верно я запомнил? Значит, не он.
Он снова замолчал.
– В общем, будьте спокойны, это не ваши знакомые. До свидания.
Он сбросил звонок. Михаил разложил на столе документы бывших владельцев коммуналки.
– На всех бутылках с техническим спиртом отпечатки только Паши, а на одной – Анны.
– Не может быть?! – показательно удивился Михаил. – Им зачем его убивать?
– Может, из-за расселения? Вы же говорили, Иван Вадимович в последнюю ночь порывался уничтожить документы?
– Было такое. Но не убивать же. И про отпечатки сейчас даже ребенок знает. Всем известно, что нужно работать в перчатках, – говорил Михаил, мысленно приказывая себе заткнуться.
– Никак не складывается вечер отравления Ивана Вадимовича. Слишком много людей в квартире.
– Суетились они знатно в тот день. Даже Роман Петрович сбежал. Сказал, что сбежал из-за ссор и шума. И Валентина Афанасьевна участвовала, и Анна, хотя обычно не ввязывается.
– Ясно, – вздохнул Скрынников.
– Давайте посмотрим собственность на двухтысячный, – предложил Михаил. – Что именно смотреть?
– По всем нашим старожилам – кто собственник. Кроме Нателлы. Хотя и ее давайте на всякий случай.
Они быстро прошлись по всем старичкам. Анна единолично владела комнатой, аналогично – Роман Петрович и Иван Вадимыч. Нателла делила собственность с мужем.
– Такое бывает, он умер раньше, но документы не меняли, – пояснил Михаил.
Комнатой Валентины Афанасьевны владел ее муж и другая женщина с такой же фамилией и отчеством, по всей видимости, его сестра.
– Как Валентина Афанасьевна получила комнату в собственность? – спросил Скрынников.
– Вроде от мужа, – сказал Михаил. – Я могу посмотреть, тут есть все копии.
Миша придвинул к себе коробки, отошедшие на задний план после начала расследования. В них нашлась папка с номером помещения и именем. Михаил разложил перед собой листы.
– Мы всегда проверяем, как была приобретена собственность, у текущего владельца.
Он нашел нужные бумаги.
– Так… в 2006 году ее муж получил долю сестры в наследство.
– Если не ошибаюсь, он сам умер тоже в 2006-м? – спросил Скрынников.
– Да, – подтвердил Миша.
– Вот и нашли мы ее, – сказал Скрынников.
Он встал и пошел по коридору, Михаил несся за ним, пытаясь понять, зачем Валентине Афанасьевне убивать его тещу. Впрочем, все мысли и чувства затмевало облегчение оттого, что убила ее не Лена. Остальное казалось мелочью.
Они наткнулись на Романа Петровича, выходящего из туалета.
Скрынников притормозил возле него.
– Роман Петрович, как вела себя Валентина Афанасьевна в вечер смерти вашего соседа?
Дед опешил от неожиданности, но ответил быстро:
– Ничего такого, просто туалет заняла, зараза, мне к друзьям идти пришлось.
– Цистит у нее был, – прошелестела из-за угла Нателла Валерьевна. – Вот и бегала.
– И часто он у нее? – поинтересовался Скрынников.
– Не было раньше. Простудилась, бывает, – сказала Нателла.
На звуки голосов выглянул Паша.
– Павел, вы закрываете дверь, когда находитесь в квартире? – спросил Скрынников.
– Нет, никогда, – ответил тот.
Скрынников пошел дальше по коридору к комнатам. Похоже, его осенило. Он скрылся за поворотом, и когда Михаил зарулил в прихожую, стоял у двери Валентины Афанасьевны, и в этот момент она открывала им дверь.
– Валентина Афанасьевна, позвольте посмотреть ваши полы, – сказал
