И смолкла песня, сжалась грудь:
«Был долог и тяжел мой путь,
Но не король послал меня —
Отец до нынешнего дня
Не знает, что за тропы прочь
Ослушную уводят дочь.
Но все дороги и пути
Ведут на север: я прийти
Сюда решилась в час нужды;
В смирении – не для вражды.
Дан Лутиэн дар колдовской
Великих услаждать покой».
«И здесь – ты рада, нет ли, – плен
Твой путь венчает, Лутиэн.
И боль – заслуженный удел
Тех, кто противиться мне смел:
Смутьяна, вора и раба.
Тебя ждет сходная судьба!
Иль пытка – не для нежных рук
И хрупких плеч? К чему же вдруг
Ты песнь не к месту завела?
Я менестрелей без числа
Сзываю в эти залы. Все ж
Ты здесь так скоро не умрешь.
Оставлю жизнь еще на день
Прекрасной, нежной Лутиэн —
Игрушке прихоти моей.
В садах разнеженных царей
Не счесть цветов, подобных той,
Что вижу: властною рукой
Срывают их, чтобы устам
Припасть к медвяным лепесткам, —
И, смятые, отбросить прочь.
Кто ж до услады не охоч?
Но здесь, в обители тревог,
Нечасто встретится цветок
Столь дивный. Кто бы не припал
К нектару; кто б не растоптал
Тех бледных, нежных лепестков —
Так, по обычаю богов,
Свой коротая день? Богам —
Проклятье! Ненависти к вам
Мне не избыть! О, как меня
Жжет жажда! Языков огня
Испепеляющая власть!
Я знаю, что вам бросить в пасть!»
Во взгляде тлеющий костер
Вновь вспыхнул пламенем. Простер
К ней руку дерзкий. Лутиэн
Отпрянула под своды стен,
И молвила, ступив во мрак:
«О нет, не так, король! Не так!
Не так властители земли
Встречают тех, что к ним пришли
С мольбой о милости. Дана
Песнь каждому певцу. Одна
Звонка, другая же – нежней;
Но каждый песней горд своей,
И должно выслушать певца —
Пусть фальшь в напеве – до конца.
Дан Лутиэн дар колдовской
Великих услаждать покой.
Так слушай!» – И, схватив крыла,
Быстрее мысли вверх взмыла,
Прочь от протянутой руки.
И, трепеща, под потолки
Пред взором Моргота взвилась,
И, в вихре танца закружась,
Тенёта морока свила
Вкруг венценосного чела.
И песня заструилась вновь —
Как летний дождь в листве садов,
Звеня под сенью мрачных зал;
И голос колдовской звучал
Как говор водопадов, с гор
Спадающих на дно озер.
Вихрь всколыхнувшихся одежд
Был полон чар для сонных вежд.
Кружась во тьме, пленяя взор,
Она сплетала свой узор
Заклятий в пляске; равных ей
Не знал ни эльфов род, ни фей
Ни встарь, ни впредь; где мрак глубок,
Как ласточка, как мотылек,
Легка, скользила: дивный вид! —
Прекрасней девушек-сильфид
В чертогах Варды: их крыла
Как будто греза соткала.
Уснули орк и балрог; зал
Застыл в безмолвьи; сон сковал
Все взоры, пасти, стук сердец.
Она же, из конца в конец
Проклятых стен, объятых сном,
Кружилась в танце колдовском.
Все взоры сон сковал; один
Сверкал: то Темный Властелин,
Нахмурив брови, изумлен,
Следил, как мир объемлет сон.
Но и его горящий взгляд
Померк, утратил волю; ад
Пронзили звездные лучи:
То ярче засиял в ночи
Свет Сильмариллов, устремясь
Ввысь из глубин, где тьма и грязь.
Вдруг камни, вспыхнув, как маяк,
Вниз, вниз, в кромешный пали мрак.
Глава склонилась; как утес,
Что к облакам свой пик вознес,
Поникли плечи; мощный стан
Согнулся – буйный ураган
Так сокрушает крепость скал;
Так Моргот, побежденный, пал
И распростерся, недвижим.
Корона с грохотом пред ним
Обрушилась на камни; звон
Затих. Безмолвие и сон
Зал неподвижный погребли,
Как в сердце дремлющей Земли.
Узором каменных аркад
Сплелись гадюки; волки в ряд
Пред троном зла, что опустел,
Простерлись грудой мертвых тел.
И рядом – Берен, погружен
В беспамятство, в глубокий сон:
Застыв, не расступалась тьма
Безмолвствующего ума.
«Вставай, вставай! Час возвещен!
Властитель Ангбанда сражен!
Проснись, проснись! Судьба свела
Нас вместе вновь пред троном зла!»
Так голос звал его в края
Живых из тьмы небытия.
Рука, прохладна и нежна,
Легко коснулась лба. И сна
Озера всколыхнулись. Он
Воспрял, от мрака пробужден,
Отбросил волчью шкуру прочь,
И на ноги вскочил; и в ночь
Отчаявшийся взор вперил,
Как заживо во тьме могил
Покинутый. Тинувиэль
К нему, дрожа, приникла. Цель
Она достигла для него,
И мужество, и волшебство
В неравной исчерпав борьбе.
И он ее привлек к себе.
Пред ними, ослепляя взор,
Сиял огонь, что Феанор
Вложил в кристалл; лучистый свет,
Оправленный на много лет
В железо. Но поднять венец
Не стало сил, и, наконец,
Устав, в отчаянии своем,
Склонился Берен над венцом,
Стремясь, рассудку вопреки,
Разжать железные тиски
Руками. Вдруг припомнил он,
Как Куруфин был им сражен,
И из-за пояса извлек
Отточенный стальной клинок —
Оружье Ногрода: над ним
Во мраке кузниц вился дым,
Звучал напев былых веков
В лад перезвону молотков.
И, словно дерево, кинжал
Рассек сверкающий металл,
Разъяв железные клыки,
Несокрушимы и крепки,
И чистый, трепетный огонь
Наполнил сжатую ладонь,
Мерцая ало. И опять
Склонился Берен, тщась изъять
Второй сверкающий кристалл,
Что мудрый Феанор создал.
Но рассудил иначе рок:
Предательский стальной клинок —
Творенье лживых кузнецов
Из Ногрода в конце концов
Владельца предал. Острие
Сломалось
