Мы здорово набрались «Пламенем», и ты грозился, что сможешь поймать рукой летящий болт.
— Не помню, — нахмурился дон Карлос.
— Было-было, — кивнул Вальехо. — Бьюсь об заклад, что ты бы принялся за это, если бы нашел арбалет. Благо у меня дома его не оказалось. Так вот, я заподозрил неладное и прислал пару бочонков семян вместо пороха. Ничего, сеньору графу хватило!
— Вальехо, чтоб тебя!.. — Дон Карлос тяжело опустился на бочонок, стараясь сдержать приступ хохота. Не сказать, чтобы ему это удалось.
* * *
Вернувшись в свой шатер, дон Карлос лег, не разуваясь, и тут же вскочил, заходил из угла в угол, сердито хмурясь.
Только сейчас идальго осознал, как повезло колонне повстанцев миновать хребет Изваяний до землетрясения. Одному Богу известно, где и сколько глыб обрушилось на дорогу, сколько жизней унесла бы стихия. Что ни говори, день выдался отвратительный, а завтрашний обещал быть многотрудным.
Холод тому виной или что-то еще, но старые раны рыцаря заныли все и сразу. В таком случае он обыкновенно начинал петь вполголоса, чтобы не дать себе застонать от боли. «Не залиться ли «Пламенем»? — подумалось идальго. — Не вздумай! — тут же одернул он сам себя. — Ты солдат в походе и военный командор в придачу! Сам себя приговоришь к порке за пьянство? Да и не в помощь оно тебе».
Не землетрясение и не раны тревожили идальго, мешали заснуть тогда, когда стоило бы. Он снова чувствовал тревогу — ту, что оставила его во время боя, забылась в день празднества, видно, лишь затем, чтобы окрепнуть и обрушиться с новой силой.
«Я правильно поступил, изгнав графа, — думал дон Карлос. — Черт с ним и со всем его тщеславием. Мы подняли оружие, не имея выбора, — он же примкнул к восстанию из прихоти, все прочее ему не указ. Я недаром избрал непростой способ дуэли — мне хотелось заглянуть в будущее, испытать свою удачу, понять, достанет ли мне ее для будущей схватки с самим королем. Но Вальехо с его непрошеной заботой…»
Дон Карлос понимал, что старый пикинер проявил смекалку и здравомыслие там, где отказало собственное здравомыслие командора. Не пристало военачальнику выходить на дуэль в разгар войны. Верный друг сохранит подлог в тайне, не раскроет даже во хмелю. И участники, и свидетели поединка так и остались уверены в его смертельной опасности. О подлоге узнал лишь дон Карлос, и то случайно. Но этого довольно, чтобы не верить теперь собственному испытанию судьбы, а знаки земли и неба не отменит никто.
«Страшные знамения… Я один знаю о вулкане под Грандо Монтаной, но об орлах, что покинут Остров перед его гибелью, ведомо каждому. Я спасу мирных жителей, но не собираюсь покидать эту землю сам и с собой поведу две тысячи мужчин, пусть добровольцев, но что с того? Я смогу уверить их в том, что старые поверья лживы, но что дальше?
Дальше война. Я ненавижу ее, но кто и зачем я без нее? Меня ненадолго хватило в мирной жизни, даже монашеский обет не даст мне успокоения — ведь там я уединюсь с призраками своего прошлого, будь оно проклято! Поэтому война. Борьба с вражеским войском и забота о собственном неплохо отвлекают. Даже окажись я сейчас вдали отсюда, в той же Кастилии, что за жизнь ждет меня там? Возглавить отряд наемников? Бить, кого прикажут? Кровавая, грязная, совершенно неблагодарная работа.
Всю жизнь я провел наперекор чему-то. Такой человек не переделает мира, где существует все это безумие. Просто не поймет, что нужно совершить для этого. Я ведь только воевать и умею. И Бог свидетель, нынешняя война — самый осмысленный поступок в моей жизни, единственный осмысленный.
Но за что вести на смерть, задерживать на обреченной земле две тысячи человек — чьих-то братьев, отцов, мужей? Ведь я собираюсь лгать им. Лгать тем, кто доверил мне свои жизни, надеясь выстоять и выжить под моим началом. Прежде я вел их в бой за свободу, теперь знаю, что из этого ничего не получится. Так ради чего веду теперь? Неужели ради собственной прихоти довести до конца свою авантюру? А если по привычке, наперекор — то чему? Кто мешает нам, пута мадре, покинуть остров, пока не поздно?»
— Ваша милость, к вам сеньора де ла Сьерра. — Адъютант с поклоном переступил порог шатра командора.
— Пусть войдет. — Дон Карлос мгновенно выпрямился, стараясь принять бодрый вид.
«Что ей нужно? — подумал идальго, спешно шнуруя ворот куртки. — И почему я рад видеть ее?»
— Слушаюсь, — поклонился адъютант.
Донья Лаура вошла неслышно, откинула капюшон, рассыпав по плечам густые черные локоны. Бардэссы не убирали волос в сложные прически и не прятали их под чепцами, но никто не осуждал их — такова была древняя традиция, доставшаяся островитянам от кельтов.
— Доброго вечера, сеньора, — учтиво проговорил дон Карлос. — Садитесь, прошу вас. Чем могу служить?
— Благодарю вас, господин командор. — Бардэсса осталась на ногах. — Я лишь хотела поговорить с вами.
— Если вы о мирных жителях, что едут в обозе, — дон Карлос ожидал вопроса и решил опередить его, — то им беспокоиться не о чем. Завтра вы свернете на восток и уже вечером окажетесь далеко от тракта, по которому идут сторону Южного удела королевские войска. У вас будет все для того, чтобы беспрепятственно сесть на корабли в Пуэрто-де-Сантьяго и достичь берегов Испании. В Кастилии и Арагоне места хватит всем, и разбуженная мною война впредь не сможет грозить вам.
— Благодарю за заботу, дон Карлос, — донья Лаура скинула плащ и оказалась в платье, том самом, которое надевала на праздник, — но я хотела говорить о вас.
— Но зачем?
— Хочу понимать, кто вы. И отчего не стремитесь покинуть Остров, когда могли бы. Я слышала о вашей дуэли с графом. Той, с оружейным зельем. Дон Карлос, для чего вы избрали столь ужасный способ?
— Извольте, я утолю ваше любопытство. Мне нужен был знак. Я получил его.
— Каких еще знаков ты ждешь, если вечные утесы рушатся на глазах, а священные орлы покидают гнезда? — Донья Лаура приблизилась, часто дыша и сверкая глазами. — Ты не безрассуден. Тебе незачем доказывать кому-то свою отвагу. Ты благоразумно командовал в бою у Торо Браво и сберег своих людей — неужели лишь затем, чтобы вести их на верную гибель где-нибудь под Лас Агиласом? Если так, то чем ты лучше Молниеносного?
«Проклятье! — подумал дон Карлос. — Ведь я только что размышлял об этом. Ее устами как будто говорит моя совесть!»
— Донья Лаура, — вполголоса произнес идальго, шагнув навстречу бардэссе. — Ответь
