Старкальд не знал своих родителей. Много раз он представлял лицо матери, но в голове рождались лишь неясные, расплывающиеся образы. Быть может, она погибла или просто избавилась от него. Такое часто случалось в ту голодную пору.
Детство он памятовал плохо. Он дрожал от холода в мусорной яме, выпрашивал еду перед харчевней у каких-то строителей в засаленных робах, а его гнали или хуже — не обращали внимания, будто он пустое место.
Из города его спровадили, там хватало своих нищих. Какое-то время он побирался у руин давно покинутого монастыря и навидался в тех местах много жути, о которой предпочитал не вспоминать.
Потом его подобрал один сердобольный торгаш из Сорна и заставил за плошку каши с утра до вечера чистить и разделывать рыбу в лавке, отчего Старкальд настолько пропитался ею, что тошнотворный запах трески не выветрился даже месяцы спустя. От торгаша он, в конце концов, улизнул и оказался на службе у местного землевладельца Доннара Черного Быка, где поначалу ухаживал за лошадьми и украдкой наблюдал за тренировочными боями его личной дружины. К тому времени Старкальд повзрослел и раздался в плечах, и после очередной неудачной стычки с порчеными, где полегла целая дюжина ратников, Доннар счел, что такой здоровенный малец годится в строй, если его подучить обращаться с копьем, щитом и мечом, да показать какой стороной следует садиться на лошадь. Так у Старкальда началась воинская жизнь с каждодневными выматывающими упражнениями, суровым распорядком дня и неотвратимыми попойками по выходным. Ему даже стали платить, когда спустя несколько месяцев из учеников и новобранцев он превратился в сносного мечника и получил свой первый боевой опыт. Как большинство соратников, все имеющиеся монеты он просаживал на вино и шлюх или проигрывал в кости. Тогда-то страсть к игре и стала затягивать петлю на его шее. Когда удача благоволила, он не помнил себя от азарта и готов был поставить на кон все, что имеет. Нередко Старкальд обдирал собратьев до нитки, но иногда и сам вставал из-за стола с пустым кошелем.
Доннар помер, а наследники затеяли свару за его земли и изрядно помотали друг друга. Серебро у них вышло, большая часть дружины разбежалась.
Старкальд перебрался в Искорку и присягнул на верность князю Хаверону, мужу уважаемому, крепкому и суровому. Таким и должен быть хороший правитель, не то что трусливый и бестолковый Харси. Умелых бойцов князь привечал радушно, поэтому Старкальд пришелся ко двору.
Как-то раз он возвращался с объезда противоположного берега Студеной и окрестного полесья. Лето подходило к концу, и знойные дни все чаще сменялись пасмурными, а могучий ветер неустанно гнал над лесом низкие сизые тучи.
С холма он заметил чью-то стройную фигуру в сером сарафане, склонившуюся над темной рябью воды у схода, где обычно стирали бабы. Мелькнувшие в распущенных волосах голубые ленты выдавали в ней незамужнюю девушку.
Дороги размокли, кобыла спускалась по грязи нерешительно, боясь оскользнуться, и когда он, наконец, одолел кручу, молодка с лоханью у бока, озираясь, уже переходила мост. Прелестный стан ее и соблазнительные округлости приглянулись сварту, и он до того расхрабрился, что помахал ей. Девица была уже далеко, но, кажется, уголки ее губ дрогнули в улыбке.
Старкальду, как и многим дружинникам, живущим одной только службой, ухаживания давались тяжело. Он понятия не имел, как себя вести с красавицами и о чем с ними толковать. Весь его скудный опыт основывался на потешных играх с чумазыми нищенками в раннем детстве. Позже его пополнила продажная любовь на набитом соломой тюфяке в задней комнатушке сорнского борделя. Однако, Старкальд не упускал случая важно проехать на гнедом коне мимо девиц, распрямляя стан, нарочито вглядываясь куда-нибудь вдаль и подменяя робость показным горделивым равнодушием.
Он уже собирался дернуть поводья, как вдруг на берегу что-то ярко блеснуло. Сорнец присмотрелся, спешился и нашел среди гладких камешков серебряную застежку, которую, должно быть, обронила девушка. Обе стороны плетеной, будто коса, дужки оканчивались головами чудных змей, а игла походила на клинок фальшиона — короткого тяжелого меча с искривленным лезвием, любимым оружием странников с юга. Тонкая работа, на севере такие не в ходу.
Сварт нагнал девицу у рыночной площади, где всегда толклось много народа и стоял невообразимый гвалт. Спрыгнув с коня, Старкальд окликнул ее и легонько придержал за предплечье:
— Постой, ты обронила!
Девушка обернулась, опустила взор к протянутой на ладони фибуле и ахнула. Свежее, словно морской бриз, личико ее потеплело и заиграло приветливой улыбкой. Старкальда тотчас поразили сверкающие сапфирами голубые глаза, чистые и спокойные, но с какой-то неуловимой хитринкой.
— Быть не может. Отыскал? Я все камни перевернула…
На радостях она обняла Старкальда, а тот залился краской. В речах ее чувствовался легкий южный оттенок. Они говорили мягко и будто нараспев, словно кошки.
— А я ведь сперва испугалась тебя.
— Не такой я страшный, чтоб меня пугаться.
Девушка хихикнула, взгляд ее стал еще лучезарнее.
— Спасибо тебе! Меня зовут Гирфи. А тебя?
Старкальд назвался.
— Ты ведь не с севера?
— Из Сорна, я недавно здесь, попросился к князю в дружину. Интересная у тебя безделица, — кивнул он на застежку.
— Дядя подарил, это из Камышового Дома, я там родилась. Мастера Клубня и Корней еще краше делают, только дорого.
— Камышовый Дом…так далеко, — удивленно протянул Старкальд.
Кто-то из толпы впереди окликнул Гирфи.
— Ой, я пойду, меня давно ждут. Да рассеется мрак, Старкальд! Спасибо еще раз!
— Да рассеется мрак!
Не успел сорнец выдумать повод и напроситься на другую встречу, как девушка пропала с глаз. Напоследок она еще раз одарила его неповторимой улыбкой, которая потом часто вспоминалась ему во снах. Старкальду показалось даже, что он ей понравился.
Так он впервые встретил Гирфи, и впоследствии, как только выдавался свободный час, Старкальд, разгоряченный новым для него чувством, шел бродить по кварталам низовцев в надежде снова увидеть ее среди разномастной толпы.
Здесь жили отнюдь не только северяне. Годы кровопролитных сражений и разрастающееся по миру Белое Поветрие гнали в Искорку народ со всего Нидьёра: Приречья, Города Тысячи Башен, Сорна, из покинутых столиц Теима и Ховеншора, а также из земель столь далеких, что здесь о них ни разу до того не слышали: из вольных городов за Зубастым морем, с островов Лосося и Черепахи, из деревень за необъятными Пустошами Ренга, где живут странные люди, кожа которых
