черна, как зола. На севере уже давно привыкли к беженцам, хотя иные до сих пор продолжали коситься и ворчать на иноземельцев, а особо нетерпимые даже не пускали их на порог своей лавки или открыто затевали свары.
Отчаянные поиски не дали результата, но Гирфи вдруг нашла его сама спустя две недели, когда Старкальд выходил от мастера-доспешника. Лил дождь, и сорнец, укрываясь под навесом, прятал окованный заново полоской железа щит в чехол из телячьей кожи, чтобы тот не дал ржавчины, как вдруг услышал совсем рядом знакомый смех и вскинул голову.
— Уж не Старкальда ли я вижу? — лукаво произнесла фигура в плаще, будто рожденная туманом — так неожиданно она появилась.
Девушка откинула капюшон, и сердце его затрепетало, хмурый лик просиял. Даже на фоне серости улыбка ее несла с собой солнце.
— Гирфи? — только и смог вымолвить Старкальд.
Она комично присела в поклоне, разведя в стороны полы плаща.
— Вот так встреча! Здравствуй!
Сорнец долго перебирал в уме заготовленные заранее фразы, но проклятый дождь и темные тучи, нависшие над городом, не позволяли ни похвалить платье, ни отметить красоту волос, а придумать что-то новое у него не достало воображения. Поэтому кроме пресного приветствия выдавить из себя ему ничего не удалось.
— Вижу я, что щит твой сер и давно не видел краски, — с шутливой укоризной заметила Гирфи.
— Я не крашу его. Крашеный жалко терять в бою.
— Да будет тебе. Хочешь, я распишу его? Я хорошо рисую, дяде очень нравилось. И краска у меня найдется.
Старкальд замешкался. Ему было неудобно спрашивать, сколько это будет стоить, хоть он и понимал, что Гирфи ничего не возьмем взамен.
— Это же накладно, — махнул рукой он.
— Ерунда. Отплачу тебе за найденную фибулу.
— Ну, хорошо. Только щит мне нужен будет уже через два дня. Поспеешь?
— Обсохнет к завтрашнему вечеру.
Гирфи потопталась на месте.
— Дождь идет. Давай-ка провожу тебя до дома, — догадался предложить Старкальд.
Девушка кивнула, будто этого и ждала.
Они пошли по улочке мимо лавок ремесленников, мастерских плотников и столяров, харчевен и просторных сосновых изб зажиточных купцов. Это был шумный квартал, по которому и в ненастную погоду кони то и дело провозили груженые телеги, а мальчишки бегали взад-вперед с поручениями и заказами. Дойдя до главной площади, Гирфи вдруг свернула и зачем-то потянула его к Храму, а потом — к району, где предпочитали селиться родовитые семьи. Уже тогда Старкальд смекнул, что она специально водит его кружным путем, дабы подольше поболтать.
— Что бы ты хотел изобразить на щите?
Старкальд задумался. Дружинники часто малевали на своих Око Шульда — солнечный диск с восемью лучами, внутри которого горел алый человеческий глаз. Шульд у северян считался божеством-первотворцом, пожертвовавшим собой ради воплощения в жизнь сокровенной мечты своего сына Гюнира. Шульд создал Нидьёр, поднял горы и наполнил реки и озера, а потом населил землю эту людьми и животными. По поверьям око отпугивает всякую нечисть, хотя порченые вряд ли пристально рассматривают щиты, перед тем, как вцепиться его обладателю в горло.
— Может быть, нарисовать что-то такое, чего нет ни у кого? — продолжала допытываться Гирфи.
— Что, например?
— Не знаю. Головы медведя, оленя, высокая башня, скрещенные клинки — такая мазня у каждого второго. Что дороже всего именно тебе?
Старкальд чуть было не выпалил «ты», но вовремя осекся. Ему действительно хотелось изобразить на щите что-то, связанное с Гирфи.
— А что за двуглавая змея на твоей фибуле?
— Хах, тебе приглянулся Ватабе? Это на самом деле не одна змея, а две, и они переплетены между собой. Ватабе — символ плодородия и удачи. Дядя говорил, что его очень почитают на юге.
Гирфи рассказала, что, по легенде, во время страшной засухи жители царства Нетвара — это где-то далеко-далеко на южном побережье — пришли на поклон к странному существу по имени Ват, огромному змею, величиной превосходившему самую высокую гору. Люди умоляли змея спасти их от голода и наслать дождей. Ват внял их просьбам, проткнул саму ткань мироздания и оказался среди теней, где отыскал свое темную сущность Абе, которая всюду следовала за ним в реальности. Они сплелись воедино и стали настолько могущественны, что выпили целый океан отраженной воды и пролили его над поверхностью Нетвары в виде дождей. Засухе пришел конец, и с тех пор южане почитают воссоединенного двухголового змея Ватабе, как божество и своего спасителя. Слава Ватабе докатилась до самого Камышового Дома, где старики до сих поклоняются ему и приносят дары к алтарям.
— Никогда не слышал о таком, — хмыкнул Старкальд, — но удача мне бы не помешала. Сможешь нарисовать этого Ватабе?
Гирфи кивнула.
— В Камышах верят в богов страшных, но милосердных.
— Давненько оттуда не было известий. Говорят, у этих южан дела теперь совсем плохи.
— Это для нас они южане, а для настоящих южан — северяне. За ними пустыня тянется на сотни и сотни верст. Но дядя и правда рассказывал, что из-за заразы болотники закрылись от мира и перестали торговать, многие ушли оттуда в поисках лучшей доли. Наша семья из таких.
— А где же теперь твой дядя?
— Умер от хвори в том году, — вздохнула Гирфи.
— Ох, как. Жаль беднягу, верно, был достойным мужем. Вот бы уплыть куда-нибудь далеко-далеко, где эта скверна еще не прижилась. Я слышал, смельчаки из Загривка каждый год по весне, как только подтает лед, выходят на открытую воду и бороздят северные моря. Ищут земли, где можно жить.
— Так зачем искать, когда нашли уже Остров Мечты?
— Да ведь нет никакого Острова Мечты. Это всего-навсего сказка для малых детей.
— А если б был, взял бы меня туда с собой? — кокетливо спросила Гирфи.
— Тебя-то? С удовольствием! — подхватил Старкальд.
На третий день он забрал у девушки расписанный щит и подивился. Один только рисунок преобразил его старого, видавший виды и многажды чиненого спасителя в настоящее чудо необычайной красоты: желтый круг обрамлял красное поле, на котором старательно были выведены золотом две смотрящие в разные стороны змеиные головы. Глаза их горели, а из пасти торчало смертоносное жало. Сизую ольху бы вместо липы, сталь попрочнее, и щит сгодился бы для самого князя. Такое великолепие брать в поход он пожалел и повесил щит над койкой.
Застенчивость
