была она. Она хотела передел рынка, но ей нужна была страховка. Она не хотела в открытую действовать против вас. И она предложила мне примерить роль рычага давления. Она пришла ко мне с предложением, принесла аванс, сказала, что заплатит в десять раз больше. А когда я сыграл свою роль, она решила меня кинуть.
– Чтобы не платить? – Артур стал серьезнее.
– Зачем платить, когда можно уничтожить мой дом, переписать ваше имущество на подставных лиц. Ты читал документы, которые я присылал? Ты видел там мою фамилию? Я вот не видел. После моей смерти или во время – как угодно, имущество получает она, а я, якобы, управляю всем этим оркестром издалека – из соображений безопасности. На деле, я должен был сдохнуть. И вам бы пришло письмо, мол, господа Валец и Конрад не переживайте. А фамилию можно вписать любую. Нужно только найти хорошего юриста, заплатить кому надо, и дело в шляпе.
Конрад стал нервно барабанить по столу:
– Погоди. Тоесть ты хочешь сказать, что взрывы в городе, взрыв на заводе Валеца – её рук дело?
– Именно это я и хочу сказать, Артур. Еще я хочу сказать, что ничего личного для меня в этом деле не было. Я просто хотел заработать денег, но угодил в такую же пелену лжи как и вы оба. И ты думаешь, что она бы остановилась на этом?
– Если все так как ты говоришь, то нам есть о чем потолковать с ней. – Артур затушил сигару. В дверь постучали:
– Матильда, я передумал! Не сейчас!
– Нет смысла вам с ней разговаривать. Вы должны вести себя так, будто ничего не случилось. Мы уберем её, но позже. И я займу её место. Все будет честно. Мы будем вести честный бизнес.
– Это война, Вильгельм. Ты понимаешь?
– Никакой войны не будет, если сделать все тихо. – настаивал пианист. – Давай так. – он встал, заходил из стороны в сторону. – Я сам её уберу. И я добуду доказательства своей правоты. Чтобы ты не видел во мне пустослова, Артур, я сам это сделаю. А потом мы расскажем обо всем Александру. – он остановился, посмотрел прямо в глаза криминальной шишке.
– Заинтриговал ты меня, Вильгельм. Ой заинтриговал. Но ты же понимаешь, что если не будет доказательств, то мы можем прийти за тобой?
– Я это понимаю. И я принесу тебе доказательства. Я не собирался вступать в ваш клуб. Я собирался заработать деньги и свалить из этого города. И то что она сожгла мой дом, теперь для меня дело чести. Я достану её из под земли, но прежде сам залягу на дно. Об этом разговоре тоже никто не должен знать. Когда придет время, ты и Александр получите доказательства, а ее башку я повешу у себя в новой гостиной.
– Ну как скажешь, Вильгельм. Как скажешь…
Поздний вечер. Сложно в такое время поймать экипаж. Вильгельм какое-то время брел через Пойму оборачиваясь. Все таки Артур Конрад был далеко не дураком, и мог пустить за Бордо кого-то из своих. Поэтому Вильгельм блуждал, запутывал след – если он был. Чувство тревоги доставляло дискомфорт. Вечерний Офрорк – находка для подонков, что не прочь воткнуть стилет в спину. И кем бы ни был одинокий путник, город мог забрать его жизнь в любой момент.
Музыкант скользнул в очередной проулок. Казалось, он угодил на шахматную доску. Он пешка, которой в любой момент могут пожертвовать. Ферзи давно в замках. Короли сидят по домам, а офицеры и ладьи не внушают доверия. И только негодяям вроде него любая погода нипочем. Если бы метель разошлась не на шутку, пиши пропало, потому что извозчики тоже люди. И ему повезло. Ранняя зима сжалилась. Вскоре в белой завесе показалась морда лошади, а за ней и кузов с тенью мужчины сверху. Молодому кучеру нужно было кормить семью. Он управлял скрипучей каретой. Вильгельм остановил транспорт, и уже спустя секунды грелся внутри.
За окном плыл город с его домами, складами, мостовыми. В крытом фургоне безопасно. Риск минимален, но иногда банды наглеют. Они могут ограбить транспорт. И к счастью по дороге этого не случилось. Поднявшись из Поймы, экипаж свернул влево. В паре домов на окраине района было ветхое, невысокое здание. Оно ничем не отличалось от остальных. Только крыше сто лет в обед. Она уж совсем плоха. У низкого деревянного забора отсутствовала калитка, а вокруг пары широких стволов деревьев во дворе выросли сугробы. Тропинку к двери также присыпало. Видимо собственник давно не покидал жилище. На то что он внутри намекал теплый свет из одинокого окна, и гуляющий над хижиной дым, теряющийся в сумраке. Иоган не любил лишний раз выходить на улицу без надобности. Он человек, как выразился однажды пианист, домашний. Все время пребывает в своих мыслях, точит тесак. И сегодняшний поздний вечер не исключение. Когда Вильгельм оказался у порога и постучал, дверь открыл один из самых преданных ему людей. В одной руке за рукоятку исполин держал все тот же острый кусок стали, в другой точильный камень. Он молча отошел в сторону, приглашая главаря войти внутрь.
В глубине все по прежнему – холостяцкий беспорядок. Здесь был липкий стол, на котором беспорядочно разбросали ватагу посуды. А у стены на металлической проволоке, закрепленной внутри печки, висел чугунный котелок с томящимся внутри варевом. Языки пламени облизывали сосуд. Иоган взял табурет, и уселся напротив булькающей стряпни. Он орудовал булыжником, внимательно глядя на искрящееся лезвие:
– Жанна беспокоилась. – пробасила гора мышц.
– Я никогда не сомневался в моей девочке. Она предана мне как отцу. – Вильгельм оперся на стену у очага, сложив руки.
Иоган поднял взгляд, промолчал, продолжил заниматься делом.
– Теперь наши планы сильно меняются. – продолжал Вильгельм. – Но оно и к лучшему…
Иоган снова поднял взгляд:
– Я жду встречи с человеком в маске. Мы с ним не закончили…
– О да-а… – протянул пианист. – И он тоже там был. Теперь для всех я мертв. Это тоже к лучшему. Гримальди кормит червей. Вскоре многие будут кормить червей.
Иоган молчал.
– Завтра будь на улице роз двадцать семь.
– Хочешь, чтобы я присмотрел за Конрадом? – детина бросил на стол оружие, убрал камень.
– Иногда есть места, в которые лучше не ходить. Есть тропы и
