улыбается, – иначе я обняла бы тебя. За то время, пока тебя не было, здесь ничего не изменилось, разве что Виллемина с каждым днем все несноснее, но это не новость, – Джерия снова садится на постель и вдруг восклицает, захлопав в ладоши: – О, и я наконец добыла для сестры ту квартиру в Центральном районе!
Я негромко аплодирую.
– Ты так долго копила на нее.
– Ага. А она такая умница – ее взяли в школу разработки боевых жеребцов Фрейниля со стипендией! Представляешь? Со стипендией! – Джерия быстро спохватывается. – Но ты ведь пришла не для того, чтобы узнать последние новости?
Мои объяснения не отнимают много времени – труднее изложить предысторию. Где я была, чем занималась, как у меня дела – все это я не хочу ей рассказывать. В сущности, мы с Дравиком выступаем против короля. И чем больше кто-то знает об этом, тем опаснее для них.
Дослушав меня, Джерия молчит некоторое время.
– По сути, тебе нужен способ влезть в чужой виз.
– По сути – да.
– Ясно. Сейчас не то что лет сто назад, в наше время настоящий ИИ большая редкость. В отличие от псевдо-ИИ, на котором в основном держится обслуживание Станции.
– И что? – тороплю я.
– А то, что этот тип, возможно, пользуется псевдо-ИИ или даже несколькими, чтобы ты поверила, будто он применяет настоящий ИИ. Или же ИИ у него может быть настоящий – я без понятия. Зато я знаю, что любой ИИ оставляет на визе кодировщика следы. То, что он пережевывает и выплевывает. Я могла бы подготовить для тебя модуль, который просканирует его виз в поисках более сложных следов, но для того, чтобы он заработал, тебе понадобится сначала влезть к нему в виз.
– Личные визы защищены биоподписями.
– Вот именно. Взлом займет несколько месяцев. – На минуту она задумывается, потом вскидывает голову так, что бубенчики на колпаке заходятся звоном. – А есть у этого богача в доме какие-нибудь системы? Не кондиционирования, отопления или гравитации, а какие-нибудь, ну, знаешь, дополнительные.
Я вспоминаю систему подачи сонного газа, которую так и не нашла, а также то, как Дравик дистанционно запирает комнаты с тренажерами. Я рассказываю об этом Джерии, и у нее вспыхивают глаза, она принимается лихорадочно колотить по голографической клавиатуре.
– То, что надо. Можно составить кое-что, что влезет к нему в виз во время его взаимодействия с домашними системами, – выпаливает она, бегая взглядом по экрану. – Обычно эти системы защищены гораздо хуже, и, даже если он пользуется для них собственным языком, вряд ли решит поменять исходный запрос. Система выдаст подтверждение, и готово – ты внутри.
Я усмехаюсь:
– Напомни еще раз, почему ты здесь, а не работаешь в королевской охране?
– О, хакерство – это просто. – Она кивает на шутовской костюм. – Вот настоящая головоломка.
Я ощущаю укол зависти – оттого, что место, где мы находимся, для нее не более чем головоломка. Для меня оно было адом. Я страдала. Только теперь я осознаю, что один и тот же опыт люди воспринимают по-разному. А в зависти, как и в любых других чувствах, нет необходимости – это уже не мой мир. Это больше не мое оружие.
– Отправлю тебе модуль, как только он будет готов, – обещает Джерия в наступившей тишине.
– Спасибо. – Направившись к двери, я задерживаюсь на пороге. – Береги себя.
– Беречься надо тебе, Синали. Такие люди… творят зло.
Такие люди. Такие, как я. Благородные. Оглянувшись через плечо, я улыбаюсь так мягко, как только могу.
– Знаю.
– 7. Мэтус
Metus ~ūs, м.
1. страх, опасность
Теперь, когда Дождю девятнадцать, он убивает уже не чучела, обшитые мешковиной. В отсутствие зрителей. И слышит удивленное бульканье, иногда сдавленный возглас, но чаще лишь ошеломленное молчание. Он метил бы в пах, ведь из рассеченной бедренной артерии кровь из организма выходит быстрее всего, но тогда шума не избежать, поэтому его целью навсегда становится горло. Кожа на шее и вены под ней знакомы ему лучше, чем вкус хлеба, чем прикосновение хлопковых простыней – они кажутся более привычными и домашними, чем сам дом.
Он перерезает торговцу горло – его одурманенная наркотой жена спит рядом с красным от крови трупом, – и направляется домой. Четвертое правило Паутины: встречаться в публичном месте значит брать на себя серьезную ответственность. Поэтому когда Дождь видит Зеленого-Один, стоящего под фонарем на вымытой с дезинфицирующим средством улице Центрального района, то приближается настороженно. Повсюду с гудением носятся дроны наблюдения, мелькают в мерцающем свете лиловых ламп высоко над подвесной дорогой, шныряют между голографическими распятиями на шпилях церквей. Один из них совершит обязательный облет пешеходов и запечатлит их на камеру – это лишь вопрос времени.
Дождь останавливается перед фонарем, ни разу не взглянув на закутанную фигуру, прислонившуюся к столбу.
– В плаще ты выглядишь намного подозрительнее, – цедит Дождь. Зеленый-Один и бровью не ведет.
– Лиловая-Два мертва.
У Дождя стынет кровь в жилах. Только не она. Она была последней и самой доброй из них. Она его семья, они говорили о том, чтобы сбежать из Паутины и жить вместе, радуясь долгим и нежным ночам. Конечно, он готовился к худшему, как готовится любой паук, но…
– Как?
– Засада, – сплевывает Зеленый-Один. – С ее помощью архонты раскрыли круг осведомителей. Пожертвовали ею.
– Осведомителей – чьих?
– Какая разница? – Зеленый-Один будто выплескивает на него лаву. – Она мертва.
Дождь сжимает кулаки, скрипнув кожаными перчатками. Значит, кроме них двоих, больше не осталось никого из круга их детства. Из их семьи. Остальных больше нет, живы только они.
Зеленый-Один вдруг шумно вздыхает.
– Какой-то благородный, большая шишка. Они что-то замышляют.
– Что именно? – допытывается Дождь.
– Восстание.
– Против короля?
– Против всего.
– То есть как это «против всего»? – Дождь ждет и, не получив ответа, приближается к Зеленому-Один. – Я не позволю, чтобы смерть Лиловой-Два оказалась напрасной, Зеленый. Что я должен сделать?
Зеленый-Один наконец смотрит на него глазами, которые жестко горят янтарем. Уличный фонарь над ними, слабо зашипев, гаснет. Их поглощают тени, прячут от назойливых фиолетовых глаз дронов.
– Перестань принимать ежедневные таблетки.
– Брат, а как же абстиненция, и паутинники…
– Таким способом они отслеживают нас – по наномашинам в пищеварительной системе. И понемногу добавляют в таблетки пыль, чтобы мы не переставали принимать их.
Дождь подозревал слежку, ведь все его контакты знали о его прибытии еще до того, как он ступал на порог, но пыль?.. Неужели они принимают пыль с детства? Ему не хочется в это верить, но синдром абстиненции никого не щадит, и поскольку никто из них, похоже,
