живой укор, напоминание о неверности его жены… Меня скрывали от друзей, знакомых, даже от соседей. Я притворялась домработницей, когда кто-то приходил к нам домой. У меня не было друзей, ни нормального образования… Одним словом, меня считали изгоем.
Я сделала глубокий вдох, и это помогло мне восстановить равновесие.
– Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я тайком выбралась из дома и пошла в клуб. Просто хотела… хоть немного почувствовать себя нормальной девушкой. – сдавленно прошептала я, и по щеке скатилась горькая слеза. – Но меня накачали наркотиками и изнасиловали.
– Cazzo! – Доменико вскочил на ноги, и его кулак с треском опустился на прикроватный столик. Казалось, ещё секунда – и он разнесёт всё вокруг. В его глазах сейчас бушевал настоящий ураган. Ярость, смешанная с болью и состраданием, жгла его изнутри, и отголоски этого пожара опаляли меня, заставляя съёжиться. Я сжалась, ожидая взрыва, но Доменико, заметив мой страх, тут же взял себя в руки. Он провёл ладонью по волосам, взлохмачивая их, и в его глазах, всё ещё пылающих яростью, мелькнуло сожаление.
– Я надеюсь, эти твари мертвы. Иначе я найду их и уничтожу. Медленно. Чертовски мучительно. – процедил он, и каждое слово было как удар хлыста.
– Нет. – выдохнула я, чувствуя, как слёзы подступают к горлу. – Он жив… и… отец моей дочери.
Доменико замер на мгновенье, но затем опустился обратно на кровать рядом со мной. Хотя его поза всё равно оставалась напряжённой, как у хищника, готовящегося к прыжку.
– Расскажи мне всё! – тихо, но твёрдо произнёс мужчина.
– Когда я очнулась после… той ночи… я увидела его. Узнала. Он бывал у нас дома… сын начальника моего отчима. – каждое слово давалось с трудом. – Он пригрозил мне… что, если кому-нибудь расскажу… будут очень плохие последствия. Я… я испугалась. И послушалась. Но… через две недели… кто-то подбросил в дом фотографии… той ночи.
Я замолчала, вспоминая ужас, охвативший меня при виде этих снимков.
– Я до сих пор не, знаю кто это сделал, но кто-то видел нас, узнал меня и отправил их отчиму. Разразился скандал… я пыталась всё объяснить… но мне никто не поверил. Ни мать, ни… он. – голос сорвался, и я зажала рот рукой, пытаясь унять подступающую истерику.
– Его не было видно на фотографиях…и он всё время был спиной к камере… Они посчитали, что я сама позволила ему это сделать… – я снова замолчала, пытаясь взять себя в руки. – Отчим выгнал меня… запретил общаться с матерью…
Воспоминания жгли, как раскалённые угли, оставляя после себя лишь пепел боли.
– К счастью, у меня были кое-какие сбережения… накопленные за годы… я сняла комнату… А через месяц… узнала, что беременна.
Доменико молчал, лишь его челюсти были плотно сжаты, а взгляд – таким тяжёлым, что мне хотелось провалиться сквозь землю.
– Я не пошла ни к нему, ни тем более к семье… Устроилась официанткой… решила, что сама справлюсь… Всё шло… сносно…
– Biancaneve… – Доменико протянул руку и нежно коснулся моей щеки. – Не вини себя. Ты ни в чём не виновата.
Его прикосновение было неожиданно ласковым, успокаивающим. Мне хотелось прижаться к его руке, почувствовать тепло его кожи, но я сдержалась.
– Через семь месяцев… он пришёл в бар, где я работала… пьяный… злой… У него была встреча с кем-то, что-то пошло не так… Я старалась не попадаться ему на глаза, но… он меня заметил.
Я снова замолчала, вспоминая ту встречу, тот липкий страх, окутавший меня с ног до головы.
– Дождался, когда закончится смена, подкараулил на улице. Кричал, угрожал… Спрашивал, кто отец ребёнка. В конце концов, я… я рассказала ему.
Доменико резко выдохнул и снова сжал кулаки с такой силой, что костяшки его пальцев побелели.
– Но потом он обрадовался, сказал, что это судьба. Извинился за ту ночь, клялся что изменился. Обещал золотые горы. Начал ухаживать… дарил подарки… покупал всё для ребёнка… водил по врачам… Я… я сдалась… поверила… в эту сказку… Глупая…
Горечь сдавила горло, не давая продолжить.
– Как оказалось, это всё был его план. – прошептала я, чувствуя, как по щекам катятся слёзы. – Позже я узнала, что в тот день… в баре… его невеста… потеряла ребёнка. А когда понял, что я беременна от него, решил подменить детей. Он подстроил всё так, что я якобы родила мёртвую девочку, а моя… малышка… оказалась у них.
Я зарыдала, не в силах больше сдерживаться.
– Он жил на две семьи, пока его жена ни о чём не подозревала, а я… я была просто грязным секретом, запертым в квартире на окраине города.
– Cazzo! – Доменико снова с силой ударил по столу, и я вздрогнула от неожиданности. – Этот ублюдок пожалеет, что посмел причинить тебе столько боли.
Но я его уже почти не слышала.
– После родов… мне было так плохо… я не могла поверить… что моя девочка… мертва… У меня всё было хорошо… никаких проблем… со здоровьем.
Я подняла на Доменико затуманенный слезами взгляд.
– Он бросил меня… выгнал… Но мне было всё равно… Мне было больно… из-за дочери… А потом… через два года… я случайно увидела их семейную фотографию… Моя малышка… с голубыми глазами… и пшеничными волосами… держала за руку… свою маму… шатенку… и отца… брюнета… Оба с тёмными глазами.
Я замолчала, чувствуя, как ко мне подступает истерика.
– Тут явно что-то не сходилось, как у них могла родиться светлая девочка, когда у них в роду ни у кого не было блондинов?
– Ты начала следить за ними? – тихо спросил Доменико, и я кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Однажды я увидела, как моя малышка плачет на детской площадке. – голос дрожал, но я продолжала, цепляясь за каждое слово, словно за ниточку, связывающую меня с дочерью. – Её… «мать» просто сидела на скамейке, уткнувшись в телефон, и не обращала на неё внимание.
Я поднялась с кровати, не в силах больше выносить этот тягостный разговор и воспоминания, режущие острыми осколками. Начала бесцельно кружить по комнате, как загнанный зверь, ища спасения, которого не было.
– Я подошла к ней… Малышка упала с горки, разбила коленку… Рая… так они её назвали… Я её успокоила, пластырь наклеила… И тогда увидела… у неё родимое пятно… – продолжила я, приподнимая подол платья, обнажая тёмное пятнышко на внутренней стороне