Женька и облизнула губы. — Были некоторые подозрения, что какая опухоль в мозгу вылезла и на сны влияет. У меня к тебе просьба в таком случае большая.
— Ты можешь сама мишку выбросить. Или просто под голову не класть. Или набить заново, — промямлил Пашка.
Наверное, не стоило предлагать и так обиженному человеку выкидывать дорогую для него вещь. Вот вечно он какую-то муру сморо…
— Мишка мне для связи с Демьяном Тимофеевичем нужен, — неожиданно возразила Женька. — Ты, Паша, прости за такую просьбу, но… — Она на секунду зажмурилась, а потом решительно открыла глаза и прямо сказала: — Ты можешь со мной сейчас переспать?
Глава 20
Теолог Соколов
— Что⁈ — вытаращил Пашка глаза.
— Заняться прелюбодеянием. Думаю, раза будет достаточно. Я не очень умею. Ну, знакомиться и всё такое. И предлагать кому-то просто так — странно. Но это самое верное, как нам кажется. Ты же уже бес, тебе жалко, что ли? Не такая уж я и страшная, хотя и дрыщ, конечно.
— Кому — вам? Кажется? — заморгал Пашка.
— Нам с Демьяном Тимофеевичем. Заходи, пошли на кухню. Анжелки нет, я тут полная хозяйка пока.
Соколов-младший неуверенно подцепил пятки кроссов носками и стянул их, не сводя с Женьки глаз. Прошёл за ней в небольшую кухоньку. Мысли в башке сбивали друг друга. Что ей наплели? Как её заморочили? Чё за дичь⁈
Женька заржала.
— Выглядишь как перс комедийного сериала, — хрюкнула она, включая чайник. — Надеюсь, это не из-за… ну ты понял. Прости за такую просьбу, но к кому мне ещё обратиться? Нужно, чтобы наверняка, но без вредительства. Прелюбодеяние самое подходящее. После такого точно в ангелы не возьмут. А я не хочу быть никаким ангелом. Мне просто надо это как-то предотвратить, — посерьёзнела она. — Если всё правда. Если нет — тоже не страшно. Лучше подстраховаться.
— Почему ты не хочешь быть ангелом? Ты же святая! — выпалил Пашка, и она захохотала опять.
— Ну какая я святая⁈ — утёрла выступившие на глазах слёзы Женька. — Так нечаянно получилось. Из-за предрасположенности к онкологии. Я была совсем маленькая, когда мама заболела. Почти всю мою жизнь она была очень больна. А потом заболела я. Вот и вышло, что я толком ни с кем не общалась, чтобы не привязаться, потому что понимала, что очень скоро умру. И научилась, спасибо маме, к этому спокойно относиться. Вот оно как-то так и вышло… Я почти всю сознательную жизнь смотрела, как мучилась мама. Да, она приспособила меня к философским взглядам, что и помогло не поехать шифером. Но чтобы после этого до заката времён наблюдать, как бесконечно страдают все остальные⁈ Я на такое не подпишусь!
— Не понял.
— Демьян Тимофеевич мне всё объяснил, — с живостью взялась растолковывать Женька и засверкала глазами. — Сначала я напрягалась, что такие логичные и одинаковые сны снятся, и что я их потом помню, как будто фильм посмотрела. Но он мне доказал, что это не просто сны. Узнавал для меня разное, что я могла проверить. С вечера я колоду карт тасовала, на стол клала рубашками вверх, он мне во сне порядок карт называл. И всё утром совпадало. Хотя я всё равно опасалась, что это влияние какой-то опухоли. Но не придумала же бы я тебя вот так вот из-за болезни, правильно? А если неправильно, то тоже ничего страшного. Мы же не убийство решили совершить, а так.
— Женя… — Пашка почувствовал, что подступает паника. — Это хитрый подлый бес! Он наплёл тебе херни, чтобы самому попасть в Рай за твой счёт!
Женька снова заливисто рассмеялась.
— Демьян Тимофеевич работает за идею! Он ни за что с должностью не расстанется! И он бы меня не обманул. Он мой родственник.
— Чего⁈ — совсем ошалел Пашка. — Да он умер в позапрошлом веке! Он врёт!
— Ты где землю взял? — улыбнулась Женька.
— На кладбище под Ульяновском!!!
— Верно, — кивнула она. — Там мамина родня по отцовской линии жила. Нас десять поколений с Демьяном Тимофеевичем разделяют. Он же потому ко мне и напросился, что мне беда грозила из-за болезни и моего характера.
Пашка схватился за голову.
— Ты сейчас натворишь бесповоротную дичь!
— Паша, мне двадцать три года. Любовью заняться — это бесповоротная дичь? А ты девственник?
— Меня наебали и душу украли, вообще-то! — возмутился младший Соколов. — Что он тебе сказал? Чем ангелы-то плохи⁈ Ладно в Раю чё-т не то, я сам пока не вкурил толком. Но ангелы! Они же свободные, себя помнят, а сидеть веками без дела — тоже не уверен, что большая прям радость!
— Свободные? — прищурилась Женька и скрестила руки на груди. — И чем они, по-твоему, занимаются?
— Ну, помогают людям, — немного растерялся Пашка.
— Помогают? — кивнула собеседница с явственным сарказмом. А потом заговорила, и возмущение с каждым словом слышалось всё отчётливее: — Помогать, Паш, никому нельзя. Нужно не вмешиваться. Следить, как отчаяние доводит до раскаяния и смирения. Ждать, чтобы человек настрадался настолько, чтобы стал готов от всего отречься, от самой своей человечности отречься. Добровольно отказаться от свободы. И в награду забыл сам себя. Спасибо, не хочу. Я лучше продавщицей поработаю. А потом буду помнить свою жизнь. Может, до беса дослужусь, вон, Демьян Тимофеевич за меня слово замолвит.
— Ангелы помогают! Я сам видел! — заспорил Пашка.
— А Демьян Тимофеевич говорит, что ангел в редких-редких случаях может невнятно подсказать, как выйти из конкретной проблемной ситуации, и то лишь после очень чёткого обращения, основанного на признании своей неспособности справиться. Я вот считаю, что лучше со всем справляться самостоятельно. И ответственность нести. За свои решения.
— Слушай, — разозлился Пашка (кажется, даже телефон драконом завибрировал в джинсах), — а в Аду вот прям сказка какая-то, по мнению Тимофеевича этого, да? Ничем тебе не попахивает такая версия⁈
— Почему сказка? — пожала плечами Женя. — Там адские муки. Бесконечность бессильных воспоминаний. Но можно же делом заниматься! Опять же, там вся наша родня. И там мы остаёмся собой. Сохраняем личность и право хотя бы думать, а иногда и делать, то, что выбираем сами!
— То есть, по вашей версии, хорошие люди все попадут в жопу, а плохие — в
