могут сделать все, что пожелают, Синали, если король это позволит.
Ховеркар приближается к турнирному залу. Он высится над нами, сверкая сталью балок и привлекая взгляд мешаниной светодиодов всех цветов радуги над хрустальным куполом. Люди сотнями – нет, тысячами вливаются в зал, чтобы увидеть турнир. Увидеть меня. Дравик выходит из ховера, и крест над входной дверью бросает на него длинную тень. Рука, которую он убрал с набалдашника трости, нерешительно вздрагивает, ведь он знает, с каким трудом мне даются прикосновения, может, потому что ему известно, каково это – убегать от теней. Наконец он предлагает мне открытую ладонь. Он мог бы. Мог бы столько раз убить меня, но беспокоится обо мне больше, чем кто-либо, с тех пор как умерла мать.
Улыбка принца становится шире.
– Покажем им, что больше они не смогут поступать так, как пожелают?
Подвеска-крест постукивает о шрам на моей ключице. Я подаю Дравику руку, и на этот раз зуд под кожей почти не ощущается.
* * *
За двадцать минут до своего второго поединка я стою на смотровой площадке турнирного зала. Сегодня Эстер кажется громаднее, чем обычно, белая спираль кремниевой бури раскручивается на ее зеленой поверхности. Где-то там, в космосе, – Земля. Где-то рассеянные по галактике еще шесть Станций, полные людей. Война стала началом жизни человечества в космосе и ее концом, альфой и омегой. Космос породил все живое и когда-нибудь положит ему конец.
– Красиво, правда?
Этот голос я узнала бы где угодно. Сэврит. Он стоит слева от меня, в переливающемся зеленовато-синем костюме с отделкой цвета меди.
Мой следующий противник.
Я не отвечаю, он проводит ладонью по своим тщательно уложенным волосам, задумчиво созерцая вселенную.
– Немного похоже на море. Ты когда-нибудь видела море под осью для благородных?
– Слышала о чудовищах в нем, – отзываюсь я.
Усмехнувшись, он сгибается, чтобы опереться на поручни.
– Вполне возможно. Оно довольно глубокое.
– Нет никаких чудовищ, – отрезаю я. – Только люди.
– Да? – Он смотрит на меня, вскинув бровь. – Кого же тогда называли врагом?
– Они были чужаками-инопланетянами для нас. А мы – чужими для них.
Сэврит смеется и прежде, чем я успеваю уклониться, ерошит мне волосы широкой ладонью.
– Значит, несмотря на угрюмый вид, душа у тебя добрая?
Я смотрю на звезды, поправляю волосы. Сэврит снова смеется, но потом переводит взгляд на Эстер, и его смех угасает.
– В детстве я часто фантазировал, будто звезды – это проколотые дырочки, а всех нас будто закрыли в громадной темной коробке. Как когда ловишь сверчка и сажаешь его в коробочку с проколотыми отверстиями, чтобы он не задохнулся.
– У нас в Нижнем районе нет сверчков.
– Жаль, дети благородных держат их в коробочках. Сверчки приятно стрекочут.
Я скорее чувствую, чем вижу, как он переводит взгляд на меня.
– А ты? Что ты думаешь о космосе?
– Я его боюсь.
– Почему?
Потому что вселенная полна пустоты. Потому что в ней для меня ничего не осталось. Когда кончится то, что происходит сейчас, я умру. Не может быть, чтобы Дравик пощадил меня. Он не станет. А если и пощадит… что мне делать, когда все завершится? Куда я могла бы пойти? Где во вселенной найдется место для свихнувшейся девчонки вроде меня? Остальные целостны, наполнены. Никто не хочет мрака – все хотят звезд.
Я вцепляюсь в поручни.
– Боюсь, что это бездушный дракон.
Он усмехается:
– И что же нужно этому бездушному дракону, как думаешь? Сокровищ? Принцессу?
– Сожрать нас всех.
Сэврит наконец перестает болтать. Свой шлем он держит под мышкой – шлем оттенка морской волны, под цвет костюма, с торчащими по бокам медными оленьими рогами. Помолчав, он снова усмехается:
– Знаешь, для таких мрачных высказываний ты слишком молода и симпатична.
– А вы слишком стары, чтобы считать меня симпатичной, – завожусь я.
– Ха! Злющая, хуже бродячей кошки. Неудивительно, что Ятрис проиграла.
– Ятрис проиграла потому, что я была лучше, чем она.
На этот раз его смех больно жалит, а он как ни в чем не бывало протягивает мне на широкой ладони знакомый носовой платок.
– Ракс просил отдать это тебе перед нашим поединком.
Я отмахиваюсь:
– Это явная попытка затащить меня в постель. Мне не нужен его платок.
– Ты так считаешь?
– Не считаю – знаю, старик.
Он внезапно расстегивает комбинезон, застав меня врасплох, лезет рукой за пазуху и достает почти такой же белый носовой платок, только старый, в дырах и обтрепавшийся по краям.
– Милая, у меня тоже есть такой. Это не подарок, чтобы затащить тебя в постель, а средство защиты.
– От чего? От пота?
– От вихрей.
Помолчав, я уточняю:
– Тех, которые в нейрожидкости? Но ведь…
– При всех заверениях, которых мы наслушались в академии, – спокойно перебивает он меня, – при всех секретах, которые хранят от нас производители боевых жеребцов, каждый наездник знает: надо держать у сердца носовой платок. Мы объясняем это товарищам. Мы бережем друг друга. Таково неписаное правило наездников еще со времен Войны. Ракс пытался объяснить тебе, но ты не стала слушать. Так что эта обязанность легла на меня.
– Не нужна мне эта тряпка…
– Когда-нибудь, бродячая кошка, вихри заберут тебя. В конечном итоге они заберут всех нас. С нашими костюмами это легко. Но клочка ткани у сердца достаточно, чтобы на время задержать их – и чтобы напоминать тебе, что ты – это только ты.
В наступившей тишине мы смотрим друг на друга. Он выглядит вменяемым, но, если судить по словам, так же безумен, как Дравик. То, что Разрушитель Небес опасен, я поняла сразу, когда он при перезапуске вторгся в мой разум и память, будто ребенок, роющийся в банке со сладостями… А вдруг эти серебристые вихри – наномашины с настоящим ИИ в них? Но разве благородные оснастили бы всех своих боевых жеребцов настоящим ИИ?
Разумеется, если бы это означало возможность одержать верх над еще одним Домом, они сделали бы это и глазом не моргнув и послав к чертям все законы Станции. Началась бы гонка вооружений, которая вынудила бы пользоваться настоящим ИИ всех, с ведома короля или без него.
Настоящий ИИ все же ИИ – запрограммированный мозг с данным ему механическим телом. Он никого не способен «забрать», и, даже если бы мог, носовой платок не защитил бы от этого.
Сэврит поднимает выше руку с платком.
– Ракс просто беспокоится за тебя. Как и все мы.
За меня? Нет, их беспокоит, как бы бастардка без подготовки в академии не победила и не посрамила их. Моя рука нерешительно замирает. Голос Сэврита
