звучит терпеливо, а его улыбка вспыхивает так же, как гаснет улыбка Дравика, – в один миг.
– Синали, мы сойдемся в бою на равных или не сойдемся вовсе.
Я слышу его слова, а потом слышу не только слова, но и скрытый смысл: для него этот ветхий лоскут в самом деле некая защита, и он не вступит в бой с тем, кто отказывается от нее. Для Ятрис верховая езда означает чужое поражение. Для меня – победу. Для Сэврита она значит баланс сил, честную схватку.
Я беру платок, осязаю неровность вышитого на нем подсолнуха, и Сэврит подмигивает так, как в моем детстве:
– Спасибо, девочка.
26. Адусцио
Adustiō ~ōnis, ж.
1. горение
2. тепловой удар, солнечный удар
Ложа для благородных в турнирном зале, парящая высоко над трибунами, уставлена бархатными креслами, слуги разносят шампанское и свежие фрукты. Ракс Истра-Вельрейд сидит в дальнем углу, в наряде из багровой парчи, с манжетами из коричневого меха, и устало моргает. Прошлой ночью сон не пощадил его, показывая светловолосых детей, плещущихся в фонтане парка в Центральном районе. Как всегда, он не стал придавать сну значения, списал его на разыгравшееся воображение, но сегодня утром ховеркар провез его мимо того парка, мимо того фонтана, а раньше он ни разу там не бывал.
Он отмахнулся от этого совпадения, чему научился за долгие годы: наверняка он когда-то уже видел это место, а память вставила его в сон. Родители никогда не пускали его в Центральный и Нижний районы, но он, конечно, бывал там – во время ночных вылазок с Явном и приятелями, которым хотелось вечеринок в лохмотьях, с пшеничным элем, когда староземной коньяк и разврат на столах красного дерева уже приелись. Пьяный разгул – единственное объяснение, откуда ему известна булочная у церкви на Лорел-стрит, не говоря уже о том, сколько муки в ней заказывают на неделю и как делают знаменитые плетенки с корицей – левую руку поверх правой, правую под левой, и так до конца. Должно быть, так же он узнал и о том, что, принимая роды, надо в размеренном темпе давить на область пупка роженицы и считать – «раз-два-три, тужься, раз-два-три, тужься», – и о том, что крашенные в розовый цвет стены квартиры в районе мясных лавок настолько тонкие, что слышно, как соседи шепчутся о вступлении в «Полярную звезду».
Ракс смеется, прикрывшись ладонями, и с силой растирает лицо. С началом Кубка сны только участились. Еще хуже ему становится, когда он думает о Синали, о том, как она ездит верхом без всякой защиты, поэтому он и передал ей платок через Сэврита и помолился богу, который давным-давно бросил его во тьме кабины Солнечного Удара.
Прошу, Господи, пусть она примет платок. Защити ее так, как никто не защищал меня.
Благородные вокруг Ракса изящно едят, изящно беседуют и изящно смотрят поединок, но, когда входит Литруа, все умолкают. Ракс, сидя в дальнем углу, видит, как это происходит. Подробностей случившегося между изгнанным принцем и королем он не знает, это произошло задолго до его рождения, но отголоски до сих пор звучат тут и там. Литруа, неприметный своей бледностью и серым жакетом, неторопливо, короткими шагами продвигается к креслу короля, и постукивание в полной тишине его трости с серебром и сапфирами кажется грохотом. Стражники сжимают рукояти проекционных мечей, но расслабляются по едва заметному знаку испещренной пигментными пятнами руки короля. Литруа не сводит глаз с короля, а его величество смотрит только вперед, на Синали фон Отклэр.
А потом нова-король говорит властным голосом, но так тихо, что слышат только Литруа и Ракс, изо всех сил напрягающий слух.
– Тебе не победить, Дравитикус. Даже с такой, как она.
Раксу кажется, будто воздух превращается в острое невидимое стекло вроде того, что сейчас у них под ногами, а улыбка Литруа становится такой широкой, что напоминает оскал голодной лисы.
– Меня заботит не моя победа, ваше величество, а, скорее, ваше поражение.
27. Люкс
Lux lūcis, ж.
1. свет
2. день, дневной свет
Спина Разрушителя Небес прижата к холодному металлу земной платформы, ближней к Эстер. В голове у меня повторяется мысль о настоящем ИИ в каждом боевом жеребце. Этот ИИ причинил такой ущерб, получив доступ к всего одной вспомогательной станции, – не могу представить, на что он способен, получив в свое распоряжение сотни боевых машин. Благородные играют в опасную игру чужими жизнями, и все ради своей «чести» и славы. Мерзость.
Комментаторы вторгаются в мои мысли, экран у меня в шлеме вспыхивает и оживает, показывая их бархатные пиджаки и гарнитуру на голове.
– В синем углу у нас несокрушимая и готовая скорее сокрушить сама себя Синали фон Отклэр, выступающая за Дом Литруа на боевом жеребце Разрушителе Небес! Думаю, Гресс, можно с полным правом утверждать, что своим последним поединком Синали изумила нас, чуть ли не заставив менять штаны.
– Так и есть, Беро, – моя жена вот уже несколько дней ни о чем другом не говорит. Будем надеяться, что и на этот раз Синали окажется не менее занимательной – ради спасения моего брака!
В ушах отдается хохот толпы: про Ракса или Ятрис таких шуток не отпускали. Ладно, пусть смеются – это заглушит звук моих шагов.
– В красном углу – генерал проворства, гроссмейстер скорости, блещущий остроумием и завоевывающий женские сердца быстрее любого другого наездника в истории – Сэврит цу Фрейниль и его боевой жеребец Всевидец, выступающие за Дом Фрейнилей!
Взрыв бурных аплодисментов.
– Как производитель боевых жеребцов, Дом Фрейнилей славится высокотехнологичным снаряжением, а их Всевидец опережает все существующие аналоги. Всего три месяца назад выпущенная в качестве прототипа модель А453–181, по отзывам, способна на разгон до более чем двадцати шести парсов в минуту! Тем более в опытных руках Сэврита… у-у! Можно с уверенностью сказать, что на этот раз нашей новенькой мало не покажется.
Голоэкран вспыхивает и заглушает комментаторов – вызов от Сэврита, рельефные рога на шлеме которого пронзают черноту космоса.
– Платок при тебе? – спрашивает Сэврит. Слабый белый отсвет венца у него на лбу отражается в забрале. Я киваю.
– В этот раз.
– Всегда! – требует он. – Разве я тебе не объяснил? Ты должна держать платок при себе всегда ради своего же блага.
– Вы ошибаетесь, старик, если думаете, что собственное благо меня волнует. Я не ребенок, – рявкаю я. – И в ваших заботах не нуждаюсь.
– Похоже, он держал тебя в неведении, – вздыхает Сэврит. – Значит, придется мне преподать тебе урок.
Он отключается. Подавив ярость, я
