class="p1">— Значит, как говорят в Одессе, ночной клуб и концертный зал — это две большие разницы. Самая большая разница, что в клубе все пьяные и им все нравится, а в зале все трезвые и не хотят хлопать. И правильно, кстати, делают. Если бы на съездах партии не так бурно хлопали, уже б давным давно жили лучше, чем на Западе…
Глазки-бусинки Аркадия стрельнули по сутулой спине барабанщика. Зев черного входа проглотил его последним. И даже не поперхнулся. Наверное, теперь из зева несло водкой.
— Значит, в Одессе… А что я говорил про Одессу?
— Ну, две эти… большие задницы.
— Какие задницы?
— Или разницы…
— Не сбивай меня! — сцепил Аркадий пальчики на Санькином локте.
Они оказались жесткими, будто стальные прутья. А внешне выглядели маленькими сосисочками.
— Я вас слушаю, — только теперь ощутив тревогу, покорно проговорил Санька.
— Значит, группа работает третьим номером. После русской народной и рэпа…
— Рэп — это негры?
— Это у них — негры. А у нас — какие есть.
— А какие есть?
— Саша, ты свои зековские привычки забудь? Подкалывать старших нехорошо. Тем более засракульта…
— Кого-кого?
— Засракульта — заслуженного работника культуры РСФСР.
— A-а, понятно…
— Значит, после рэпа… Ну да — рэпа… Они, кстати, белые, земляки мои из Одессы… Во-от. Значит, после них сделаете «Воробышка». На последнем куплете на сцену полезут девки…
— Откуда вы знаете?
— Не перебивай! Я тебе имидж делаю, а ты… Вот газету за сегодня с рейтингом видел?
— Да.
— Понравилось?
Санька помолчал, вспомнив черноту, оставшуюся на подушечках пальцев после газеты в кабинете Киркорова.
— Через неделю я тебе сделаю девятое место, — вкрадчиво прошипел Аркадий. — А если сегодня получится со скандалом, то раскрутимся и до первой пятерки. Клип, кстати, пойдет по телику в четверг. Запомнил?
— Ну, полезут эти девки…
— Вот-вот! Полезут девки, подбегут к тебе и будут изображать, что хотят тебя исцеловать. Охранник кинется их отгонять. Ты затеешь драку с охранником прямо на сцене, а когда завалишь его, девки бросятся тебя качать…
— Как это?
— Ну, как раньше в спорте было. Руками — и вверх, под потолок…
— Да вы что?! — отпрянул Санька.
Высвободившийся локоть радостно заныл. Санька опустил кисть к бедру и только сейчас заметил, что она отекла и была бесчувственнее плети.
— Это несовременно! — выпалил он Аркадию в лицо. — Я же мужик, а они — качать…
— Ты думаешь?
Лысина с макушки Аркадия поехала вперед, к бровям. Собралась в сотню морщин и морщинок, но так и не доехала.
— Ладно. Скорректируем. Главное, чтоб ты телохранителя побил. Скандал все-таки. В газеты попадешь.
— А этот… телохранитель как из себя? Крупняк?
— Что?.. A-а… Не очень. Это — Лось.
У Саньки от удивления чуть не выскочили глаза. Левым ухом он послушал шум ветра в голых ветвях тополей. Он был все таким же унылым, как и минуту назад. Уши не врали.
— Он же того… на голову выше меня. У него ж кулаки — что гири.
— Ги-ири… Я ж сказал, побьешь — и все. Лось только сымитирует драку.
— А может, лучше, чтоб он меня завалил?
— Это еще зачем?
— А тогда меня девки жалеть будут. У нас народ такой — жалесный.
— Не-ет, тогда скандала не получится. Журналисты уже в зале. Все проплачено. Въехал?
— Ла-адно, — нехотя протянул Санька.
Пальцы оживали так медленно, будто он отлежал руку многочасовым сном.
— Больше скандалов не будет?
— Не дрыгайся, — исподлобья кинул Аркадий. — Если я скажу, что для промоушн надо на мавзолей голым залезть, полезешь как миленький! А не хочешь — вали в свою «дыру»!
Желваки на Санькиных скулах отвердели до кирпичей. Зубы заныли, но расцепляться не стали.
— Запомни: шоу-бизнес — это большая драка, — назидательно сказал Аркадий и вскинул подбородок. — Драка каждый день. Проиграл бой сегодня — обязательно выиграй завтра. Не выиграешь и завтра — все, хана, иди газеты к метро продавай…
— А если голос хороший?
— Таких не бывает, — не опуская подбородка, отрезал Аркадий. — Наша эстрада — это художественная самодеятельность. Местами хорошая. Но все равно самодеятельность. И на Западе — тоже. Голосом не прославишься. Нужны скандалы. Много скандалов. Думаешь, Мадонна стала бы супер-звездой, если бы не изображала половой акт на сцене, а? У нее же ни голоса, ни слуха отродясь не было! Или Джексон кому-то нужен был, если б не тот мальчик, которого он в одно место трахнул, а?..
— Арка-адий, пора! — прокричал с порога кинотеатра черненький человечек.
— Что пора? — обернулся он к нему.
— Русская народная уже пошла! — объяснил Децибел. — Рэпу сказали приготовиться…
— A-а, ну да, — согласился Аркадий. — Пора идти.
— А девок можно в натуре целовать? — зло спросил Санька.
— Как вы мне надоели! Если б не эта вшивая раскрутка, я б уже у Гриши дома был…
Только теперь Санька увидел, что в ухе Аркадия желтыми колечками висели уже две серьги. Когда директор повесил вторую, он не заметил, и оттого, что не заметил, стало противно на душе, будто его все и всюду обманывают, а он ничего не может сделать.
ОХОТА НА ЛОСЯ
Кнопки на микрофоне не было. От него тянулся скользкий черный шнур, и Саньке сначала почудилось, что еще до драки кто-нибудь рванет за шнур, микрофон кирпичом улетит в зал, и уже не нужно будет бить Лося. Чтобы рывок получился не таким резким, он подтянул в руку пару метров шнура и самому себе показался ковбоем с лассо в кулаке.
Головы зрителей торчали неподвижно и хмуро. Их нужно было по очереди заарканить. Ни русская народная, ни рэп их нимало не тронули. Головы выглядели деревянными. Ближе к середине зала их частокол редел, а дальше на стульях сидела пустота.
По кинофильмам Санька привык к тому, что на концертах всегда аншлаг, и от вида полупустого зала ему стало тоскливо. Так тоскливо, будто все, чем он занимался, было напрасно.
— Группа «Мышьяк»! — крикнул с дальнего конца сцены крепыш-конферансье. — Исполняется хит месяца песня «Воробышек»! Десятое место в рейтинге недели по России!
Оскалив в улыбке крепкие голливудские зубы, конферансье нырнул за черную штору занавеса, и оттуда сверху на Саньку свалилась мелодия. В клавишный перебор одновременно вонзились соло- и бас-гитары, замолотил сердечным приступом большой барабан, и он, вскинув микрофон и чуть не промазав мимо первой ноты, ложащейся на текст, скорее заорал, чем запел:
— «Во-орробышек! Во-орробышек! На-ахохлилась опять!»
Сидящий снизу, у сцены, оператор нервно вскинул подбородок, и желтое блюдце лысины, которое до этого было хорошо видно, исчезло. Быстрым движением он бросил руку к пульту и сдвинул несколько тумблеров от себя. Потом повернул
