Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
– а именно там моя жизнь и мои дети. Тем более мои коллеги писали мне, что ВХПО совместно с Пушкинским музеем начинает работу над масштабнейшей выставкой «Москва – Берлин» и что они очень меня ждут.
«Москва – Берлин». Сотрудничество с Пушкинским
Я вернулась в Москву, хотя было очень трудно расставаться с моей чудесной солнечной студией на углу 69-й и Мэдисон, с прекрасными людьми, с которыми свела меня жизнь, с музеями и с самим Нью-Йорком, который тогда был средоточием мировой художественной жизни. На работе меня встретили с изумлением – как, ты вернулась? неужели не было никакой возможности остаться? неужели ты не могла найти там кавалера? Странные, но объяснимые вопросы.
А передо мной и моими коллегами-единомышленниками вновь стояла сверхзадача – за год с небольшим сделать выставку «Москва – Берлин» – продолжение концепции Понтюса Хюльтена[23] с «Москвой – Парижем», но только на совсем другом уровне и в другую эпоху. И партнеры у этого проекта были другие, и количество экспонатов и число кураторов зашкаливали. Вскоре после моего возвращения в Москве состоялась встреча организаторов выставки. Как и в случае с «Москвой – Парижем», принимающей стороной в Москве был Пушкинский музей, а главной фигурой в проекте с российской стороны – Ирина Александровна Антонова. Немецкие партнеры поначалу немного разочаровали – среди них не было звезд уровня зарубежных кураторов «Великой утопии», а вместо харизматичных Томаса Кренса и Кристофа Витали был похожий на типичного немецкого бюргера Йорн Меркерт, директор Берлинише Галери, располагавшейся тогда в величественном здании Мартин-Гропиус-Бау[24] – первом месте экспонирования выставки. С ним приехали и немецкие кураторы – во множестве, по одному на каждый раздел, а разделов было немало – живопись, архитектура, фотография, литература, музыка, театр, кино. По изобразительному искусству оказалось аж два куратора с немецкой стороны, к которым добавилось три куратора со стороны российской – Светлана Джафарова, Инна Балаховская и я. По остальным разделам с российской стороны было по одному куратору, за исключением кино. И тут я познакомилась с двумя удивительными людьми – Майей Туровской, фамилию которой я, как человек, увлекавшийся кино, хорошо знала, и Екатериной Хохловой, правнучкой Павла Третьякова, с которой я потом много общалась, когда стала в 2015 году директором Третьяковской галереи. Над всеми нами возвышался Вадим Михайлович Полевой[25], который вместе с Туровской был зачинателем проекта и, кроме того, являлся как бы главным куратором. Тем не менее у нас была возможность работать вполне самостоятельно.
Была поставлена грандиозная задача – показать искусство и культуру Германии, России и Советского Союза с 1900 по 1950 год – во всех деталях очень интенсивных культурных контактов и взаимовлияний, во всей неоднозначности периода 1930-х годов в искусстве той и другой страны. На этой выставке в первый и единственный раз самые масштабные полотна официальных советских художников были показаны рядом с работами их современников, работавших во славу Третьего рейха. Произведения последних были впервые извлечены из запасников Пентагона в Вашингтоне и привезены в Берлин, а потом в Москву для экспонирования на выставке. Сроки были крайне сжатыми, всего один год, и было очень непросто координировать действия и согласовывать все пожелания немецких и российских кураторов – мы втроем с Инной и Светланой были еще и координаторами проекта. А ведь на нас был и каталог, куда должна была войти информация о всех 2500 экспонатах выставки, включая огромное количество документов того времени.
Мы почти полгода обсуждали структуру каталога – самое сложное, с чем приходилось иметь дело, – и в результате первый немецкий редактор каталога сошла с дистанции, не выдержав напряжения, и оказалась на долгий срок в больнице. Что уж было говорить о нас, все еще работавших не на компьютерах, а на печатной машинке. Собирать этот гигантский материал вместе, править переводы, не допускать ошибок и неточностей, а впереди было оформление разрешений на вывоз и таможня – тут любая, самая мелкая неточность в описании – неверный размер, например, – могла оказаться роковой: всю партию груза подвергли бы не выборочной, а сплошной проверке. И тут пришел на помощь снимавший в ВХПО прямо рядом с нашими кабинетами офис Александр Старовойтов – тогда представитель какой-то российско-немецкой коммерческой компании. В один прекрасный день он торжественно ввез в нашу комнату компьютер и передал его нам. Не знаю, осилили бы мы все это без этого устройства, но это была настоящая палочка-выручалочка.
Проект финансировался государством, денег было в обрез, и я очень хорошо помню, как, получив завышенное коммерческое предложение от самой известной немецкой специализированной транспортной фирмы «Хазенкамп», которая не сомневалась, что получит этот заказ, невзирая на высокую цену, я попросила финскую компанию «Нурминен Прима» срочно обсчитать эту отправку. Они в предельно сжатые сроки дали обсчет, где стоимость каждого климатического фургона оказалась на 25 тысяч марок меньше, чем у их немецких коллег. Это была честная окончательная цена, и дальше идти на понижение они не были готовы. Я немедленно сообщила в «Хазенкамп», что российская сторона нанимает «Нурминен», поскольку они дали совсем другую цену. В этот момент владелец немецкой компании, харизматичный господин Шнайдер-старший, человек уже весьма преклонных лет, и с потрясающим чувством юмора, находился у нас в офисе в Москве. Он сразу же связался с Кельном, где базировалась их компания, и потребовал пересчета стоимости с тем, чтобы она была на 5 тысяч марок ниже за каждый фургон, чем цена «Нурминена», а фургонов было много, выставка готовилась огромная. В итоге ящики с экспонатами упаковал и повез «Хазенкамп» – для господина Шнайдера это было делом чести, и неважно, что он совсем мало заработал на этой транспортировке, главное было участвовать в этом важнейшем для двух стран проекте. А для нашего бюджета мы сэкономили немалые деньги.
Упаковка и отправка оказались сложнейшими. Например, картина Александра Герасимова «Сталин и Ворошилов в Кремле» не проходила ни в какие дверные проемы, пришлось снять раму и пронести полотно по диагонали через входные двери на Крымском Валу – зазор был не более сантиметра, для перевозки потребовался специальный автомобильный прицеп Jumbo с внутренней высотой три метра. Я лично присутствовала при упаковке и в Третьяковской галерее, и в Пушкинском музее, и у нас в ВХПО, куда свозили вещи из других московских, питерских и региональных музеев, – слишком высока была степень ответственности, в состав выставки были включены не только важнейшие художественные произведения, но и оригиналы редких архивных документов, автографов и рукописей.
Директор ВХПО Александр Урсин, понимая, что эта выставка даст возможность нашей организации спокойно существовать года два, дал мне, после неприятнейшего инцидента с коллегами из организационных служб, полный карт-бланш во всех действиях по этому проекту. Суть инцидента состояла в следующем. В ВХПО, как и во многих постсоветских учреждениях, были
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
