Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
люди, которых интересовали не столько работа и ее результаты, сколько преимущества и дивиденды, которые можно с этого получить. Они всеми правдами и неправдами пробивались в сопровождающие зарубежных выставок и, конечно, очень завидовали всем искусствоведам, которые регулярно выезжали за границу, мне – в первую очередь, поскольку я возглавляла это направление. И вот однажды, проходя по административному коридору, я услышала брошенное мне в спину от одной из приближенных к дирекции сотрудниц: «Хуже татарской морды только жидо-татарская» (очевидный намек на мои сильно вьющиеся от природы волосы). Я немедленно зашла в приемную Урсина, вошла в кабинет, все рассказала и впервые в жизни воспользовалась ненормативной лексикой. Он был в таком шоке, что немедленно собрал все административные и технические службы, задействованные в проекте, и сказал буквально следующее: «Она – главная, вы все должны ее слушаться. Жираф большой, ему видней». Я очень ему за это признательна, это прозвучало настолько весомо, что все интриги сразу же приутихли и стало возможно нормально работать без прежних палок в колесах.
Во время одной из поездок на переговоры в Берлин мы обсуждали вопрос об архитекторе выставки. В этот момент завершалось строительство уникального здания – Еврейского музея в Берлине, автором проекта которого был знаменитый архитектор Даниэль Либескинд[26], выходец из Польши. Господин Меркерт, директор Берлинише Галери и главный куратор от Германии, предложил его в качестве архитектора выставки в Берлине, и мы отправились смотреть пустое здание Еврейского музея. Это было мое первое соприкосновение с великим сооружением, созданным современным архитектором. Мне посчастливилось трижды побывать в этом музее, пока он стоял пустым – трудно было понять, кто и как может наполнить его экспонатами, – и я до сих пор считаю, что это один самых потрясающих памятников Холокосту и одновременно визуализация великих эстетических концепций немецкого романтизма. Мы ходили по этому пустому зданию и ощущали себя внутри огромного художественного произведения, считывая все заложенные в него смыслы. Меня просто трясло от эмоций, в особенности в «Башне памяти», но при этом я была достаточно рациональна, чтобы понять, каким важнейшим источником вдохновения стали для Либескинда искусство и архитектура русского авангарда.
После посещения Еврейского музея мы все согласились, что Либескинд – лучшая кандидатура на роль архитектора «Москвы – Берлина». Еще во время стажировки в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке, проведя три месяца под крышей великого здания Фрэнка Ллойда Райта, я осознала роль архитектуры в музее. В то время Томас Кренс стал привлекать в качестве архитекторов своих выставок величайших гениев современности – Заху Хадид, Рэма Колхаса, а позднее – Жана Нувеля и Фрэнка Гери и уже разрабатывал концепцию современного музея как места, где архитектура становится главным артефактом. Именно в Гуггенхайме я поняла важность и значение работы и личности архитектора как важнейшего соавтора выставочной экспозиции. Случай с Либескиндом оказался именно таким – он стал полноправным сокуратором выставки, объединив в этом проекте искусство немецкого экспрессионизма, русского авангарда, немецкой «Новой вещественности», «Стиля Сталин» в терминологии Бориса Гройса[27] и опусы художников Третьего рейха. В дни открытия выставки в Берлине я еще раз отправилась в пустующий Еврейский музей и смогла на расстоянии послушать Либескинда, который водил по музею студентов-архитекторов или гостей открытия – сейчас уже точно не помню. Он оказался человеком маленького роста с ничем не примечательной внешностью, но врезался в память своим тихим голосом и рассказом о зашифрованных в архитектуре здания смыслах.
И ему прекрасно удалось раскрыть смыслы проекта «Москва – Берлин». Это было давно, в 1995 году, и с тех пор жизнь меня долго не сталкивала с этим архитектором, хотя я много читала о его проекте на месте разрушенного Всемирного торгового центра в Нью-Йорке и о том, как в конце концов он отказался от авторства сильно трансформированного в процессе строительства мемориального комплекса. Но когда в 2019 году мы разговаривали с Марион Аккерман, директором Государственных художественных собраний Дрездена, о проекте, посвященном искусству романтизма в России и Германии, который мы придумали вместе, и речь зашла об архитекторе проекта в Москве и в Дрездене, я мгновенно выпалила имя Даниэля Либескинда. Марион сразу же согласилась. В результате 20 апреля 2021 года мы открыли в Третьяковской галерее выставку «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии» – самый яркий и прорывный проект последнего десятилетия. Он был не просто оформлен – он был сконструирован Даниэлем Либескиндом в теснейшем сотрудничестве с российскими и немецкими кураторами. Его видение и гений позволили создать архитектуру, которая выразила гораздо больше того, что мы задумывали, – она была результатом глубочайшего анализа искусства России и Германии этого периода в целом.
Что до выставки «Москва – Берлин», то ее открытие в сентябре 1995-го стало важнейшим не только культурным, но и политическим событием. Вернисажу в Мартин-Гропиус-Бау предшествовало торжественное заседание в расположенном прямо напротив здании ландтага[28]. Там выступили политики и деятели культуры – хорошо помню темпераментную речь Евгения Евтушенко, как всегда, в яркой многоцветной рубашке и шикарном кожаном пиджаке. Но самое главное происходило на самом вернисаже.
Ситуация оказалась достаточно напряженной – это было время разгара дискуссий о перемещенных ценностях. Все присутствующие знали позицию по этому вопросу Ирины Александровны Антоновой – директора ГМИИ им. А. С. Пушкина и комиссара выставки «Москва – Берлин» от России. Жесткость этой позиции заставила ряд немецких музеев отказаться от участия в выставке «Москва – Берлин», которую Антонова должна была принимать в следующем, 1996 году в Москве.
На открытии выставки в Берлине Антонова была одним из основных ораторов. В зале, где происходило открытие, собралось огромное количество людей, было жарко и душно, официальные речи длились довольно долго. Ирине Александровне предоставили слово после директора Берлинише Галери Йорна Меркерта, и она произнесла потрясающую речь, длившуюся минут сорок, на блестящем немецком, без какой-либо бумажки естественно. Прекрасно понимая всю сложность положения, Ирина Александровна завершила свое выступление рассказом о том, как тесно и плодотворно работала команда и какие прекрасные отношения сложились между российскими и немецкими коллегами, и в заключение произнесла блестящий каламбур, который идеально звучал по-немецки, но сильно теряет в русском переводе. Постараюсь воспроизвести его максимально близко к оригиналу: «Мы подружились и работали во взаимной любви, и из этой любви (Liebes) родилась выставка – прекрасное дитя (Kind) любви». Обыграв таким образом фамилию архитектора Либескинда, которая в переводе звучит как «дитя любви», она сорвала не просто аплодисменты – овацию! Весь зал был у ее ног, и никто больше не вспоминал о перемещенных ценностях.
Выставка производила мощнейшее впечатление, люди не могли уйти из залов. На открытие помимо директоров музеев приехали и некоторые коллекционеры, предоставившие для экспозиции произведения из своих собраний. Среди них был Соломон Абрамович Шустер, о коллекции которого ходили легенды –
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 117
