Кэмпбелл, он хочет вас видеть. Пройдемте.
Не глядя на маму, я следую за медсестрой в палату Картера. Он сидит прямо на краю больничной койки, из руки, с тыльной стороны, торчит игла. На голове видны швы, как и говорила медсестра.
– Я оставлю вас вдвоем. И, пожалуйста, не забудьте сообщить о случившемся в полицию.
С этим добрым советом она исчезает, и как только мы остаемся одни, я начинаю рыдать.
– Мне так жаль, – всхлипываю я, не двигаясь с места. – Мне так жаль, что я продолжаю втягивать тебя в такие ситуации. Ты… Ты ведь мог умереть.
– Эй, Скай. Хватит. Ты ни при чем. Как тебе вообще пришла в голову эта ерунда?
Голос звучит невнятно, потому что нижняя губа, как и глаз, распухла.
– А теперь иди сюда. Прошу.
Он показывает на место рядом с собой, но я не могу пошевелиться.
– Хорошо, понял, тогда я сам.
Он рывком выдергивает капельницу, поднимается и подходит.
– Картер, твоя…
– На хер ее.
Он стоит передо мной, и по лицу заметно, что все его тело пронизывает боль. Тем не менее он наклоняется, поднимает меня из Холли и сам забирается в инвалидное кресло. Он усаживает меня к себе на колени.
– Тебе же больно.
– И что? Больнее видеть, как ты обвиняешь себя во всяком дерьме. Идиоты это заслужили.
– Но не ты. Ты не заслужил. Их было пятеро, Картер!
Я с упреком смотрю на него и выискиваю в глазах частичку сожаления о содеянном. О том, что он повел себя так безрассудно и импульсивно, только бы защитить меня. Или отомстить…
– Меня бы и сотня не остановила. И тем более тот нетолерантный ублюдок, – шипит он. – Кто знает, как часто он вытворяет такое.
Он кладет руки мне на ноги.
– И все же нехорошо, – шепчу я.
– Может, сменим тему?
Он хмурится, и я снова обращаю внимание на свежий шов на левом виске.
Похоже, рваная рана была внушительной, отсюда столько крови.
– И о чем же поговорим? О невероятно романтичном вечере? Или о том, что твой подарок теперь испорчен?
Я одергиваю то, что когда-то было платьем. Как будто сама в драке побывала.
– Ты прекрасна даже в крови, с грязным лицом и ободранными коленями. Мы еще сходим на свидание, обещаю. Все будет хорошо.
Качая головой, я разглядываю потолок больничной палаты. Как он может оставаться таким спокойным и делать вид, будто ничего не произошло? Не вечер, а катастрофа. Уже вторая с его возвращения в Техас. Инвалидное кресло, как магнит, притягивает придурков, желающих выместить на мне свое недовольство.
– Поцелуй меня, Скай.
Картер обхватывает руками мою попу, скользит по спине и останавливается на затылке. Французская косичка растрепалась еще в приемном покое, и пряди торчат во все стороны.
– У тебя нижнюю губу раздуло, как резиновую лодку, – говорю я, пытаясь вспомнить свой девиз по жизни.
В любой ситуации можно найти что-то хорошее, если верить в это… Так какие же плюсы принесет этот вечер?
– Идеально. Всегда хотелось попробовать ботокс. А теперь поцелуй меня.
Губами я нежно касаюсь его губ, и он не подает виду, что ему больно. Но я знаю, что эта веселая маска только ради меня. Когда мне грустно, он смешит меня. Когда я счастлива, он приумножает это состояние. Его вселенная вращается вокруг меня, он сам так сказал. Ты солнце мое чертово, Скай… В этот момент мне страшно быть его солнцем. Потому что солнце может взорваться… И он этого не переживет.
29 Картер
Доктор хотела продержать меня под наблюдением еще одну ночь на случай, если какая-то рана воспалится, и чтобы убедиться, что никакого сотрясения мозга в драке я не получил.
Утром меня уже отпустили, но в качестве сувенира я прихватил с собой адскую головную боль. Раздерганный, я роюсь в аптечке в ванной и, найдя обезболивающее, кидаю в рот две таблетки. Запиваю их глотком воды из-под крана и молю, чтобы они поскорее подействовали и я снова мог четче соображать.
Вообще-то я в курсе, что хаос в голове никак не связан с тем, что я почти не спал прошлой ночью. У причины небесно-голубые глаза и белокурые локоны.
После вчерашнего прощания я больше ничего не слышал от Скай. Она не приехала утром в больницу, чтобы забрать меня, и не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. Обычно она спрашивает, как у меня дела, каждые несколько минут даже при смехотворной простуде, и что после выписки? Ничего. Ни слова.
Уезжая из больницы, она потупила взгляд и опустила плечи, и мне сразу стало не по себе оттого, что я позволил ей уйти.
В общежитии не было никого, кроме заплаканной и страдающей от любовных мук Хейзел. По ее словам, Скай не появлялась дома со вчерашнего дня, поэтому, с тех пор как я вернулся домой, меня одна за другой одолевали жуткие мысли.
В изнеможении я падаю на диван, достаю мобильник и смотрю, нет ли ответа. Мимо. Последние десять сообщений отправлены в пустоту. Я пробую еще раз дозвониться до нее, но сразу же включается голосовая почта. Наверное, она выключила телефон.
– Черт!
Ругнувшись, я прижимаю мобильник к виску и размышляю. Я чем-то ее обидел? Сказал какую-то ерунду, когда защищал от тех ублюдков? Сколько бы я ни нырял в омут памяти, в голову ничего не приходило.
– Хотя бы ты трубку возьми, – бормочу я, пытаясь дозвониться до Пенелопы.
Спустя целую вечность она отвечает. Звучит изможденно.
– Картер… – В ее голосе слышны нотки облегчения и отчаяния. – Как хорошо, что ты набрал. Она запретила мне звонить тебе, но, похоже, лучше приехать.
Я вскакиваю в боевой готовности, хватаю кожанку и вылавливаю ключ из чаши в прихожей. Зажав мобильник плечом, я накидываю куртку.
– Что случилось, Пэн?
– Точно не знаю. Вчера вечером я хотела подвезти ее, но она настояла на том, чтобы приехать самой. И вот с тех пор так и сидит в старой детской. Она почти не ест, не разговаривает, только спит… Вы там ругались, когда она тебя проведывала?
Беспокойство Пэн заставляет меня нервничать еще больше.
– Н-нет, – запинаясь, отвечаю я и отчаянно пытаюсь найти объяснение поведению Скай. – Нет, – добавляю решительно. Мы поцеловались, я пошутил, и она ушла. – Мы не ссорились. Она была растеряна и упрекала себя…
– Заедешь, Картер? Не знаю, правильно ли это, но у меня руки опускаются. Она всегда со мной все обсуждала, а сейчас закрылась. Она выходит из комнаты только в ванную. Боюсь, она может провалиться в яму. Вообще-то я думала, это произойдет сразу после аварии, но она так хорошо держалась… Наверное, когда-то это должно было случиться. Никто не может так усердно стараться без конца.
Именно этим я и Скай и занимаемся. Мы стараемся для других, а свои проблемы задвигаем на задний план, пока чаша терпения не переполнится. Пока какая-нибудь снежинка не вызовет лавину. А вчера случилась настоящая снежная буря… в разгар лета.
Мысль о том, что она может всерьез осуждать себя за вечер, когда всему виной ничтожный IQ тех неандертальцев, убивает меня.
– Через пять минут буду.
* * *
– Она у себя? – спрашиваю я Пенелопу вместо приветствия, целую ее в щеку и прямиком направляюсь к бывшей детской по коридору.
– Да. Но, пожалуйста… Осторожно, – просит она.
Оставив Пенелопу в коридоре, я стучусь в дверь и жду, пока мне разрешат войти.
– Скай?
Вот дерьмо, у меня что, от страха голос дрожит? Я откашливаюсь и пытаюсь собраться.
– Скай? Можно войти?
Я прислоняюсь лбом к деревянной двери и жду. Бесполезно. Она не отвечает, а в голове возникают самые чудовищные образы, я нажимаю на ручку, но там заперто.
Дежавю накрывает меня с головой. Вот я снова стою в коридоре общежития, стучусь к ней с тяжестью в груди. Запертая дверь – не очень хороший знак. В прошлый раз я узнал об инвалидности. Что сегодня?
– Картер, пожалуйста, уйди, – из комнаты доносится ее нежный голос.
Сзади раздаются шаги Пенелопы. Она переживает не меньше моего.
– Прошу, открой. Хочу тебя увидеть.
Тишина заполняет пространство и поглощает весь кислород в воздухе. Только когда я слышу щелчок ключа в замке,
