в частную собственность» [Kovalevsky 1877: i][359].
Однако именно неспособность дать четкий ответ на этот вопрос показывает, что в своей научной деятельности Ковалевский так и не смог разрешить противоречие между дедуктивным и индуктивным методами[360]. С одной стороны, он утверждал, что пришло время отказаться от сентиментальности и вывести вопрос об общинном землевладении «из области чувств в область положительного знания», основанного на историко-сравнительном методе [Ковалевский 1879, 1: i][361]. Как правило, выводы, к которым Ковалевский приходил во многих своих исследованиях, содержали в себе мысль о том, что универсальные законы социальной эволюции диктуют постепенное разложение «архаичного коммунизма» и наступление новой эры буржуазии и коммерциализации [Ковалевский 1879, 1: iii; Kovalevsky 1890: 190]. С другой, внимательное чтение его работ показывает, что Ковалевский тонко чувствовал сложное динамическое устройство сельской общины, которую он считал жизнестойким экономическим институтом, способным к увеличению продуктивности и адаптации к изменяющимся внешним обстоятельствам. Он приводил примеры из российской истории, показывающие, что общинное землевладение было составной частью социоэко-номического и географического устройства России [Kovalewsky 1895: 29; Kovalevsky 1888: 272][362]. Более того, он критиковал то, «с каким неумением, непониманием и предубеждением» колониальные державы относятся к общинному землевладению, уничтожая его «главным образом под влиянием искусственных причин» [Ковалевский 1879, 1: 210][363]. Анализируя взаимосвязь между капитализмом и демократией в европейской истории, Ковалевский дает примеры того, как экономические свободы далеко не всегда приводят к увеличению благосостояния основной массы населения [Ковалевский 1893; Ковалевский 1895–1897][364].
На самом деле, во многих своих трудах он критикует колониализм с его представлением о том, что «создание частной поземельной собственности рассматривается как необходимое условие всякого прогресса в сфере экономической и социальной» [Ковалевский 1879, 1: 210].
6.1.3. 1905 год и его последствия
Когда в 1905 году Ковалевский вернулся в Россию, он был ученым и лектором с мировым именем, автором многих статей в научных журналах и интеллектуальным лидером российской эмиграции. В России он сразу же окунулся в науку и политику и вместе с Милюковым принял участие в реорганизации «Союза освобождения» в политическую партию[365]. Однако сам Ковалевский не вступил в конституционно-демократическую партию, а стал сооснователем небольшой Партии демократических реформ, ядро которой составила редакция журнала «Вестник Европы»[366]. В 1906 году он был избран депутатом Первой Государственной думы, где, по словам Т. Эммонса, «в большинстве случаев Партия демократических реформ выступала сателлитом кадетской партии» [Emmons 1983: 359][367]. Один из его современников, В. Д. Кузьмин-Караваев, вспоминал впоследствии, что «почти по каждому возникавшему в Думе вопросу М. М. Ковалевский всходил на кафедру и в ярких красках живого образного слова давал справку из истории парламентаризма и действующего законодательства Англии, Америки и Франции» [Кузьмин-Караваев 1917: 87]. На следующих выборах (в 1907 году) его кандидатура была отвергнута избирателями, после чего он стал членом Государственного совета (верхней палаты российского парламента) от академических организаций и университетов [Kovalevsky 1912; Кони 1917].
В своей книге, посвященной событиям 1905 года, Ковалевский попытался сравнить Первую русскую революцию с другими социальными потрясениями, происходившими в Европе начиная со Средних веков. Однако, по его мнению, масштаб, размах и внезапность случившегося в России не имели аналогов в истории [Kovalewsky 1906: 17][368]. Рассуждая о возможном решении проблем в России, Ковалевский писал, что мало кто предполагает, будто от них можно избавиться благодаря какому-то одному политическому или экономическому институту. Он выступал за федеральную республику, всеобщее избирательное право и меры по улучшению жизни рабочих и крестьян, однако возражал против предложения немедленно заменить самодержавие парламентской республикой, предоставить право голоса всем без исключения (по его мнению, избирательного права должны были быть лишены лица без определенного места жительства, не имеющие минимального образования) и решить аграрный вопрос простой раздачей земель крестьянам [Kovalewsky 1906:254–258]. Кроме того, он писал, что является «безусловным русским монархистом, хоть и симпатизирующим идее федеральной республики», поэтому не поддерживает никакой партии и политической программы [Kovalewsky 1906: 257].
Опасения Ковалевского по поводу власти неготового к демократии большинства и бесконтрольных социальных реформ никак не повлияли на его позитивистскую убежденность в том, что накопление и распространение знания могут оказать облагораживающее влияние на общество. Он осуждал «варварские действия» 1905 года, в том числе еврейские погромы и убийства студентов и ученых: Россия, писал он, «с ее невежеством, предрассудками и варварством, властью попов, монахов и начальников (светских и духовных) и толпами людей, которых интересуют только грабежи, пребывает в Средневековье» [Kovalewsky 1906: 5–6]. Считая необходимым просветить русский народ и отвадить его от насилия, он решительно отмежевался от всяких связей с российскими революционерами; в 1906 году Ковалевский упрекал Милюкова в том, что ему не хватило мужества порвать с теми, кто в итоге так и не оценил этой попытки примирения [Kovalewsky 1906: 266][369]. Фактически Ковалевский признал, что Революция 1905 года вскрыла много конфликтов и противоречий в российском обществе и отражением всего этого стала ситуация в представительных органах власти. Он писал, что успех отечественного конституционного движения будет зависеть от того, «удастся ли… примирить потребности различных национальных меньшинств с идеей русского единства и свободой (libre elan), позволяющей удовлетворять желания – как индивидуальные, так и коллективные» [Kovalewsky 1906: 17]. Его поддержка сильной централизованной власти в России отчасти проистекала из элитистской убежденности Ковалевского в том, что в установлении надлежащего государственного строя ключевую роль должны сыграть интеллектуалы.
Вера Ковалевского в то, что современные общества по большей части обладают схожими характеристиками, вновь была подвергнута испытанию во время аграрных реформ П. А. Столыпина[370]. В различных публикациях на эту тему он писал, что введение частной собственности на землю и напрасное ускорение процесса распада русской общины грозят обеднением крестьянства и новыми социальными и экономическими потрясениями[371]. Он аргументировал эти соображения, указывая на недостатки частного землевладения (например, увеличение имущественного неравенства в деревнях) и достоинства общины (защищенность, гарантированная традиционным общинным укладом). Таким образом, хотя Ковалевский и соглашался с тем, что частная собственность увеличивает пространство негативной свободы индивида, он говорил о том, что для крестьян в России начала XX века общинное землевладение было лучшей формой собственности[372]. Хотя Ковалевского не обошел стороной имманентно присущий неокантианству элитизм и он разделял идею просветительской миссии интеллектуальной верхушки, Ковалевский приводил примеры положительных изменений, происходивших внутри сельской общины.
Несмотря на все происходившее в России после 1905 года, он оставался преданным последователем «оптимистического рационализма» Конта, веря в гармонию между различными социальными целями и в то, что свобода и равенство являются
