метла! – каркала птица. – Поганой метлой его!
Поразительно, но рядом с камином стояла метла. Уж не знаю, насколько она была поганая, но общипанная, это точно. Создавалось стойкое впечатление, что кого-то когда-то этой самой метлой довольно серьёзно охаживали, поэтому тростинки вылетели из её низа, и сейчас она лысая, но гордая и стоит здесь.
– Нельзя! – спокойно возразил старик, куда-то резко бросил кость и стал вытирать пальцы тканной салфеткой, которая до этого, видимо, была у него на коленях.
– Как?! Почему?!
От этого вороньего крика во все стороны поплыли круги дрожи. Тени шкафов и сервантов задрожали, но устояли. Душа моя ушла в пятки, а сам я готов был провалиться сквозь пол. Но меня спас старик: на том краю стола он сидел и увлечённо вытирал пальцы салфеткой. На разъярённую птицу не смотрел. Круги, заставившие дрожать всё вокруг, не произвели на него никакого впечатления. И птица это тоже заметила. Она подбежала очень близко, стала размахивать крыльями, а ещё я стал опасаться, что в гневе она может клювом нанести старику довольно серьёзные повреждения. Сам старик, как я понял, этого нисколечки не опасался. Вытерев пальцы, прищёлкнув языком, он упрямо повторил:
– Нельзя.
После чего порылся в своих карманах и вынул сложенный в несколько раз хрустящий листок бумаги, что отдал ему я. На птицу это произвело прямо-таки невероятное воздействие: крылья сразу же сложились, острый клюв как-то уныло повис вниз.
– Это кто написал? – вроде бы спокойно спросил старик, разворачивая бумагу. По мере того, как бумага становилась всё больше и больше в руках старика, птица становилась меньше и меньше, пока, наконец, бумага не развернулась, а птица, в знак своего поражения, не сделала шаг назад или, если угодно, шаг хвостом ко мне.
– Это кто написал?
Старик потряс белой бумажкой в воздухе. Птица не ответила.
– И сколько у нас такого позора в городе? А?
Птица сделала ещё один шаг ко мне хвостом. Впрочем, до меня было очень далеко. Старик поднялся во весь свой рост, и я подумал, что сам по себе он очень мощный, но я как-то не придал этому значения.
– Отвечай на вопрос, Гуамоко! Сколько таких бумажек сейчас в Москве?
– Одна! – зло выпалила птица.
– А если честно?
– Честно!
Птица подняла голову с бусинками-глазами и как-то жалобно каркнула:
– Только одна!
Старик сел.
– Тогда знакомься.
Птица развернулась ко мне, поцокала. Честно говоря, не очень-то дружелюбно. Уставилась на меня, но я так и не понял, с какими чувствами на меня так смотрят.
– Будешь у нас? – резко спросила птица. Я кивнул. Она развернулась и гаркнула старику, которые сидел и наблюдал за нами.
– Как его зовут?
Старик, разумеется, не знал.
– Как?! Ты взял на работу человека, и даже не знаешь его имени?!
Старик совсем не смутился:
– У него есть паспорт, ННН и ЛИНЗ.
– Что?!
Старик попросил у меня помощи взглядом.
– СНИЛС, – смог я выдавить из себя и тут же добавил:
– Только его у меня нет…
Птица резко обернулась ко мне.
– Не успел ещё…
Птица резко отвернулась от меня и побежала к старику:
– Так он ещё и тупой?!
– Не-ет! – радостно возразил старик. – У него, кстати, любимый писатель Пушкин!
Птица развернулась и, помогая себе крыльями, оказалась на краю стола в метре от меня.
– В двадцать первом веке любимый писатель Пушкин?!
Неуверенно, но я кивнул.
– Ваш дядя был самых честных правил? – не с того не с сего сказала птица.
– Дядя умер, – сказал я. Должен заметить, это было чистой правдой.
– Тогда почему вы не в деревне?! Или вы уже убили Ленского?
– Я никого не убивал, – испугался я и стал вспоминать кого-нибудь с такой фамилией. Слава Богу, никого не вспомнил.
– Достаточно! – вдруг стукнул старик кулаком по столу. – Садитесь! Садитесь и прекратите этот безумный разговор!
Это подействовало. Я нерешительно, но всё же отодвинул стул и сел. Получилось, что у самого края, ближе всего к двери. Напротив хозяина, которого так странно освещало окно, что он сиял. Птица забралась на спинку одного из стульев и стала чистить правое крыло.
– Гуамоколотинг, тебя никто не просил писать твою бумагу! Ты написал! Довольно! Он с ней пришёл, согласился на все требования! Он принят! Точка!
Старик откашлялся. Видимо, чувствовал он себя не самым лучшим образом.
– Познакомиться мы можем и здесь! Давайте!
Повисла тишина. Было слышно, как свет проникает в окно, как трещат поленья в камине, как смотрит на нас Дом.
– Гуамоколотинг, – сказала птица.
– Иван Привалов, – сказал я.
– Вот и хорошо! – сказал старик. Я и Гуамоколотинг замерли на нём взглядом. Старик сначала не понял, но потом спохватился:
– А меня ведь тоже надо как-то называть?
– Да, – подтвердил Гуамоколотинг и гордо стал смотреть перед собой.
– Я даже не знаю…
– Давайте я буду называть вас Александр Иванович, – вдруг сказал я.
– Я?!
Птица издала странные, почти кашляющие звуки. Как я выяснил гораздо позже, это было что-то сродни человеческому смеху.
– Я Александр Иванович?
– А что? – спросил я.
– Александр Иванович! – словно пробуя на вкус, произнёс старик. – Впрочем, мне нравится! Александр Иванович! Александр! Иванович!
– Позовите к телефону Александра Ивановича! – зло гаркнул Гуамоколоинг. – Александр Иванович не может! Александр Иванович на печи лежит!
– Цыц! – гаркнул Александр Иванович, и этого оказалось достаточно, чтобы ёршистый Гуамоколотинг прекратил что-либо говорить и стал покорно смотреть перед собой.
– Мне нравится! – гордо объявил Александр Иванович. – Иван, благодарю вас!
Я не знал, как реагировать на эту благодарность, поэтому никак не отреагировал.
– Итак, о деле.
Тут я понял, что все стали очень серьёзными. Когда я говорю «все», то имею в виду не только Александра Ивановича и Гуамоколотинга, а всех. Вообще всех: Александра Ивановича, Гуамоколотинга, поганую метлу, камин, Дом.
Себя я как раз в виду не имею.
Глава 2
История вторая. Разговоры с неизвестными
1
Оказалось, что работать в Музее не так просто. Особенно, если вам помогает (откуда здесь это слово?) говорящая ворона по имени Гуамоколотинг. Это ещё хорошо, что на второй день нашей совместной работы (словосочетание «совместная работа» здесь тоже выглядит странно) птица разрешила называть себя «Гуамоко». Это серьёзно упростило процесс.
Итак, на нашем совещании, начало которого я описал в предыдущей главе, Александр Иванович дал ценные указания (или, можно сказать, определил фронт работы) и отбыл в неизвестном направлении с неизвестным сроком прибытия обратно. Звучало всё просто и понятно: всё протереть, всё ненужное убрать, все экспонаты разместить в витринах. За розами ухаживать, всегда быть готовым накрыть чайный столик на пять