собственный афедрон, оседающий в грязь. В голове пронеслась мысль — а ведь всё должно было быть совсем не так…
Вспышка!
Открыв глаза, я увидел подозрительно знакомый потолок. Он был очень похож на потолок аудитории королевской военной академии, к которому я не раз поднимал свой взор за годы обучения. Разум мой никак не давал подсказок о том, что произошло, и потому я не нашел ничего лучше, как тихо вопросить пространство вокруг:
— Где я?
— Вы в дерьме, господин кадет! ВСТАААТЬ! СМИРНО!!!
Повинуясь первейшему инстинкту, я мигом вскочил на ноги, чудом не запутавшись в ногах, и вытянулся в струнку. Передо мной в пустой аудитории стоял капитан Шмерцманн — мой бывший курсовой офицер.
— Что за вид, кадет? Что с вашей формой одежды? Почему на штанах пятно⁈
Смена обстановки была столь внезапной, что я не нашелся, что ответить на гневную тираду капитана. Вместо этого я тщетно пытался понять, как я здесь оказался, и откуда тут взялся старый служака, давно ушедший на покой. Когда капитан замолчал, я задал второй вопрос, весьма меня волновавший:
— Я что, в воинском раю?
— Я бы ответил в рифму, кадет, да неуместно! — гаркнул Шмерцманн. — В воинский рай не попадают грязным, заблёванным, да еще и в обкончанных портках! Его надо заслужить!
Капитан гневно взмахнул рукой, как часто делал на построениях нашего курса, резко шагнул ко мне и заглянул немигающим взглядом прямо мне в глаза.
— Доложите мне, господин кадет, почему вы прогадили боевую задачу?
— Не могу знать, сэр. — честно ответил я, поскольку сам еще не осознал причин унизительного поражения.
— Зато я могу знать, господин кадет! Потому что вы вместо своих служебных обязанностей думали о бабах и выпивке!
Пристыженный, я потупился. Капитан же продолжал вдохновенный разнос. Я вдруг понял, что слышал всё это очень много раз, но только сейчас почувствовал необходимость слушать.
— Прежде тактики, стратегии, логистики и всего прочего, чему вас учили великие умы, стоят основы королевской армии! Дисциплина! Субординация! УСТАВНЫЕ ВЗАИМООТНОШЕНИЯ!!!
Изо рта капитана Шмерцманна полетели брызги слюны, но, к моему удивлению, пролетели сквозь меня.
— В вас четыре года вдалбливали устав не для того, чтобы вы вытирали об него свой хер после общения с девками! Он писался кровью убитых солдат и дерьмом просравших свою честь офицеров! Вы поняли, господин кадет⁈
— Так точно, сэр. — уныло произнес я.
— Так какого вы тут стоите⁈ Кто за вами убирать будет? Плохо воюете, кадет, идите перевоевывать! Кру — ГОМ! Шагом — АРШ!
Я машинально развернулся на каблуках и поднял ногу, но шагнул уже в сияющую белизну, которая в следующий миг заполнила всё мое поле зрения.
Пока я растворялся в белом сиянии, мой разум стремительно покидали воспоминания о прошедшем дне. Взамен в сознании намертво отпечатались его уроки:
1) От командира мало толку, если его не уважает личный состав, и еще меньше толку, если он потерял самоуважение — особенно в феодальном войске.
2) Братания с личным составом никогда не приводят ни к чему хорошему.
3) Принимая дела и должность, не откладывай уточнение обстановки «на потом» — оно может уже и не наступить.
Примечания:
* * *
[1] Unser liebe Fraue, автора перевода, к сожалению, не нашел
Жизнь вторая
Я приближался к месту моего назначения. Верный жеребец шагал по подсыхающей весенней грязи дороги на Бродовский острожек — мое первое место службы в звании теньента. Леоцефал изрядно утомился долгой дорогой и тюком с моими доспехами и дорожными припасами, а потому шел тихим шагом. Настоящий офицерский скакун, он все же не был ломовой лошадью; я невесело задумался о том, что раз уж тратить первое жалованье теньента на коней, то стоило купить пусть подешевле, но двух, чтобы распределить груз. Большой удачей было то, что никто не напал на меня в дороге: уставший, навьюченный Леоцефал едва ли унес бы меня от конной погони или разогнался для атаки.
Заскучав, я начал было обдумывать письмо к прекрасной даме, оставшейся в столице, но понял, что рассказать мне толком не о чем, потому как служба еще не началась; пустая же корреспонденция мне показалась недостойной моего нового звания. Решив для себя, что лучше дождаться письма Лючии, благо она знала о моем новом месте службы, я очистил свой разум от этих мыслей, и продолжил свой путь, сосредоточившись на дороге.
Дорога уходила за холм. Когда я приблизился к повороту, на вершине показались два всадника, снаряженные на манер поместной конницы: приказав мне остановиться, они приблизились для досмотра.
Всадники оказались весьма прелестными девушками: они представились как Йолана и Ильдико, оказалось, что они служат как раз в Бродовском острожке. Узнав, что я еду принять командование острогом, они резко потеплели ко мне, и даже завели разговор о современных техниках фехтования, стремясь продемонстрировать новому командиру свое внимание к боевой подготовке.
— Если желаете, после принятия дел я непременно найду время для тренировки с вами. — пообещал я. Всадницы довольно заулыбались.
— Стало быть, позвеним сабельками! — радостно воскликнула Йолана и слегка повела поводья. Её невысокая кобыла подошла ближе к Леоцефалу, так, что мы с воительницей практически соприкоснулись сапогами. С другой стороны так же близко подъехала Ильдико. Я приятно удивился: девушки сформировали со мной плотную кавалерийскую шеренгу, как говорили в Академии, «бот-а-бот», так, что мы при желании могли хоть сейчас слитно атаковать какую-нибудь пехоту в клинки.
— Вы демонстрируете прекрасную верховую подготовку, дамы. — похвалил я. — Отлично умеете держать строй.
— О, господин теньент, мы умеем не только это. — игриво протянула Йолана. — И ездить любим не только на лошадях.
— Тут недалеко корчма. — не менее томно добавила её сестра. — Поезжайте с нами, мы вам всё покажем…
Рука Йоланы в кожаной перчатке вдруг прикоснулась к моему бедру, начав его поглаживать. Этим она уже зашла куда дальше, чем когда-либо позволяла себе моя милая Лючия; такая распущенность искренне возмутила меня, к тому же, в сознании моем был крепко отпечатан урок по поводу излишнего сближения с подчиненными. Резким взмахом руки, отработанным на занятиях по фехтованию, я аккуратно, но решительно отбил ладонь всадницы, привстав одновременно в седле для придания себе грозного вида.
— Сударыня! — строго окликнул я. — Не знаю, как заведено у вас в поместной коннице, а в королевской армии не принято распускать
