запахами трав и глядеть, как стремительные ручейки воды пробивают своими каплями новое русло в каменной гряде. И нет у тебя в это время ни забот, ни волнений. Вся лесная картина развернулась перед тобой сказкой. Сердце радостно и мерно постукивает в груди.
Сидишь у речки как зачарованный и смотришь на поплавок, ждешь, когда начнется поклев рыбы.
НОЧНОЙ РЫБОЛОВ
Солнце скрылось за густым лесом, но все еще было жарко. Забравшись от зноя в густой черемушник, я сидел на берегу порожистой реки Нименьги и наслаждался сочным ароматом луговых трав, мирным журчанием ключевых ручейков и птичьим гомоном. Клев хариуса в этот час был незначительный, так что время для роздыха было много. Сначала ходил по берегу, наблюдая за поплавком, потом вязал букеты цветов, делал дудочки из ивняка, свистел, а когда все это занятие надоело, я смотал леску и пошел вниз по течению реки к Кондовским пожням.
Ступать по росяной траве легко. Идешь вперед, а за тобой ровной ленточкой тянется росяной след, что лунная дорожка.
У больших порогов горел костер, а около него никого не было. Дрова в огне, сухие ольшанины, горели ярким пламенем без шума и трескотни. Рядом с костром прямо на траве лежали два пестерика из бересты, несколько удочек и спиннинг. На газетном листе стоял котелок с ароматной ухой, были разложены куски хлеба, стояла бутылка. Все это говорило, что рыбаки собрались справлять трапезу зоревания, но кто-то помешал им. Где они сейчас? Я стал глядеть кругом. Вскоре неподалеку от костра, в зарослях жимолости, я увидел двух парней, лежавших врастяжку на траве. Они что-то высматривали на реке.
Я подошел к ним, нарушив рыбачий запрет. Один из них, что первым заметил мой подход, поднял от земли голову, погрозил пальцем, прошипел:
— Дяденька, потише…
Повинуясь парню, я прилег на землю, на животе подполз к ним, а как сравнялся, спросил:
— Чего же вы наблюдаете?
Парень, у которого на голове уже была проплешина, шепотом ответил:
— Глядим, как выдра рыбу ловит.
— Где?
— В порогах.
— Вы уже того, видели?
— Угу. Вон там. — И парень с проплешинкой на голове указал пальцем на большой серый камень, который покоился на середине плеса, неподалеку от устья ручья.
Больше я расспрашивать не стал, а лег рядом с ними и в полном безмолвии наблюдал за омутом. Неожиданно из воды на плоский камень проворно и мягко вышла выдра. В зубах она держала хариуса.
Луна вышла из-за леса, большая и светлая, полностью осветила омут с серым камнем. Выдра теперь была передо мной что на ладони. Вся ее шерстка лоснилась, отдавая неяркое свечение. Морда была тупая, гладкая, а глаза горели в ночном свете по-кошачьи. Потом выдра положила рыбину на камень, обнюхала ее и, не дотронувшись, медленно и беззвучно сползла с камня в воду и нырнула. Паренек облегченно вздохнул, с раздражением проговорил:
— Пакостит без стыда и совести, а ответа ни перед кем не несет.
Другой парень в плаще лягушачьего цвета и с носом, похожим на недорослую морковину, улыбнулся, проговорил:
— Тоже мне, рыболов…
— А вы давно тут наблюдаете за ее проказами?
— Давно, — со вздохом ответил парень. — Ужин забыли, и вот…
Он помолчал, а потом хотел что-то сказать, да не успел. Прямо перед ним, у самого берега, раздался всплеск воды, а потом на песок вышла выдра. Но эта выдра была не похожа на ту, что мы видели на сером камне. Та была рыжеватая, с ярким пятном на мордочке, а эта с шерстью темно-голубого оттенка, и хвост у этой был похож на длинный плавник. Выдра, выйдя на берег, осторожно положила рыбину и стала обнюхивать воздух. Потом она обошла всю отмель до самых кустов и, вернувшись к выловленной ею рыбине, принялась за работу. Она своей мордочкой вырыла в песке неглубокую ямку, положила туда рыбу и, зарыв ее плотней, опять скрылась под водой.
Предложив парням наблюдать за местом, где выдра только что упрятала свой завтрак, я перевел взгляд на серый камень, надеясь там увидеть вторую выдру. Но камень был пуст. Хариуса на нем не оказалось.
«Прозевали», — подумал я, но ребятам не сказал об этом, хотя знал, что они догадаются. И правда: парень с морковным носом с раздражением пробасил:
— Унесла, подлюга. Из-под носу унесла… А какой бы рыбник был!
— Так, пожалуй, мы прозеваем и ту, кою она зарыла, — в разговор вступил паренек с проплешинкой и жидкими усами. — Может, нам ее того? А? Как вы на это?..
— Мы согласны…
Оба парня поднялись с земли. Они молча спустились с высокого берега на отмель, подошли к месту, где выдра зарыла рыбину, расковыряли ямку и оба пожали плечами:
— Зверек-то, дяденька, с хитрецой.
— Что там такое? — спросил я.
— Да рыбины-то в ямке нет, одна чешуя…
И действительно, на том месте, куда так старательно зарывала выдра на наших глазах, хариуса не было. Но где же он?
Может быть, кто подскажет?
Для нас это осталось загадкой.
ПРЕДВЕСТНИЦА БУРИ
Мы, старые охотники, компасами на охоте не пользовались, часов тоже не имели. Средства у нас в ту пору были скудные, так что приобрести такие штуки мы не могли. Бродили по лесу много, а блудили мало, всегда под ногами правильную тропу чувствовали. Страны света по приметам узнавали, а время по цветам-цветикам. Сейчас каждый охотник себе компас в ружье вмастерил, ему хоть что, не заблудится. Умеет и на часах свой путь определять. Однако неплохо и приметы знать. Север ищи на той сторонке, с которой старый пень больше обомшавел. По муравейнику тоже определение можно сделать. Муравьи всегда гнездят свои башенки с южной стороны дерева, с припечинки вход устраивают. Если в небе не видно солнца, гляди желтые лилии. Их у нас в ляговинах[1] прорва растет, а в речках да в озерах — того больше. Лилии время скажут. Желтая лилия всегда раскрывает свои лепестки и показывает желтый глазок вместе с восходом солнца, а белая лилия раскрывает бутон точно в девять часов утра. Желтые лилии закрывают свои глаза с заходом солнца, а белые перед заходом. Если придется вам быть в это время у озера, поглядите. Папоротник всю ночь бодрствует, а днем спит. С восходом солнца он свертывает свои листики в трубочки, а с заходом развертывает. Да так, будто разом вспыхивает.
Метеостанции раньше тоже не было, да мы и не знали о ней, а погоду всегда по приметам определяли. Золотая вечерняя заря
