с соседом и послушал мудрых людей, с которыми он меня свёл. Яков был такой же советский человек, как и мы. Я начал читать ТАНАХ, и всё начало становиться на свои места. Сейчас я уверен, что с тех времён, как Авраам пришёл из Ура в эти земли, как наши праотцы собирали еврейский народ, как Моисей вывел его из Египта, и до этих дней нами управляет могучая рука Всевышнего.
— Если Он так любит наш народ, почему Он не предотвратил Холокост?
— Он посылал Жаботинского и других людей, — произнёс Юра. — Они призывали эмигрировать в Израиль. Предупреждали народ о приближающейся Катастрофе. Какая-то часть всё же уехала. Но подавляющее большинство воспротивилось. И знаешь почему? Из-за того, о чём мы с тобой говорили. Они хорошо жили и не желали ломать свою обеспеченную, благополучную жизнь.
— И ты намерен соблюдать все заповеди Торы? — уже спокойно спросил Илья.
— Не знаю. Я в самом начале. Надо всё осмыслить, поговорить с раввинами. Хотя невозможно быть наполовину беременным.
— Есть ультраортодоксы и вязаные кипы. Ты с кем?
— С вязаными кипами. У них идеология религиозного сионизма. По их мнению, создание государства Израиль является началом мессианского избавления. Это философия раввина Авраама Кука.
— Мне тоже они больше нравятся, — сказал Илья. — Между прочим, ты ведь не обрезан.
— Молодец, мыслишь правильно. Я сделаю брит-милу в ближайшее время. Уже состоялся религиозный суд. Меня единогласно признали евреем. Уже есть направление в поликлинику. Только, пожалуйста, не говори родителям.
— Хорошо, Юра. Я чувствую, ты серьёзно настроен. Хочешь учиться в ешиве?
— Не так всё просто. Нужно владеть ивритом. Со временем, наверное. Да и в армию через год призовут.
— Ты хорошо знаешь английский. Походи по городу. Может, найдёшь работу. Я слышал, в стране большой спрос на программистов.
— Я подумаю, Илья.
Они оказались на развилке дорог, где должны были разминуться. Братья остановились и посмотрели друг на друга. Всё было сказано, но Юра своего решения не изменил. Только связывающее их доброе братское чувство стало ещё сильней. Илья подошёл к Юре и обнял его за плечи.
Семён Эмильевич позвонил на следующий день, когда Юры не было дома.
— Ты с ним говорил? — спросил отец.
— Да.
— Что он сказал?
— Его выбор быть евреем, папа.
— Разве он не еврей?
— По крови, конечно. Но он желает быть евреем по духу.
— Сотни тысяч просто живут, любят страну и не ищут приключений, — заявил отец.
— А Юре это недостаточно, папа. Он так чувствует. Если он не испытывает веры, то что он здесь делает?
— Он хочет присоединиться к ХАБАД?
— Нет, к вязаным кипам, религиозным сионистам.
— Ну хоть к сионистам, — вздохнул отец. — И ничего нельзя сделать?
— Думаю, ничего, папа. И вот что я подумал. Мы хотим вернуть его в нашу колею, потому что нам это удобно. Никто не будет беспокоить нас своими поисками смысла жизни, раздражать непривычными нам делами и разговорами.
— Ты прав, Илья. Но тебе легче так рассуждать. Ведь это мы с мамой живём с ним в одной квартире. Ладно, будь здоров.
В трубке раздались сигналы отбоя.
Пошла неделя. Казалось, родители успокоились и смирились с выбором сына. Телефонный звонок прозвучал набатом, оповещая о новом происшествии.
— Илья, тебя отец просит, — сказала Лина Моисеевна, протягивая ему трубку.
— Слушаю тебя, папа.
— Твой брат сделал обрезание, — стараясь сдерживать эмоции, — произнёс Семён Эмильевич.
— Так это же хорошо, папа. Я недавно слышал анекдот. Раввина спрашивают, зачем делать брит-милу. А он отвечает: «Во-первых, это красиво!»
— Нам не до смеха, Илья. Если желаешь увидеть своего брата живьём, приходи.
— Я зайду.
— Хорошо, Борису Петровичу привет.
— Юра сделал обрезание? — догадалась Лина Моисеевна.
— Да. И всполошил родителей. Хотят, чтобы я пришёл.
— Пойди, конечно.
Минут через пятнадцать он уже входил в квартиру родителей. Илья обнял встревоженную маму, пожал руку отцу и направился в комнату брата. Тот сидел в кресле, раздвинув ноги больше обычного.
— Как дела, Юра?
— Вроде всё в порядке.
— Ты родителей успокоил?
— Да, они в курсе дела.
— Тогда расскажи мне, — попросил Илья.
— Всё просто. Утром поехал в Кирьят Вольфсон. Ну, ты знаешь, высотные дома напротив Кнессета.
— Конечно, Юра, я знаю.
— Там поликлиника, куда я получил направление. Показал им удостоверение личности и бумажку от раввината. Завели меня в палату и сказали раздеваться и одеть халат. А там мужчина, ждёт своей очереди. Его позвали и я остался один. Я понял — операция у них на потоке.
— Волновался?
— Немного. Но представь себе обрезание всех мужчин общины Авраама. Без особых средств защиты от инфекции, без обезболивания, примитивными ножами. А здесь хирургическая операция. Через минут двадцать вызвали меня. Операционная прекрасно оборудована, над постелью, куда меня положили, яркие лампы. Двое хирургов. Один сделал мне укол.
— Куда?
— Ну не в руку же. Где-то в мошонку.
— Понятно
— Через некоторое время я уже ничего не чувствовал. Второй хирург скальпелем или чем-то ещё отрезал лишнее.
— В самом конце?
— Нет, в середине. В конце делают ребёнку, которому восемь дней.
— Интересно.
— Зашили вокруг, спросили, как я себя чувствую и помогли подняться. Сестра повела меня в комнату, где находятся после операции. Так несколько кроватей. Одна не занята. Ну, я прилёг на неё.
— Было больно?
— Почти ничего не чувствовал, анестезия ещё действовала. У одного парня пошла кровь, и он даже застонал от боли. Его взяли на доработку.
— А у тебя что?
— Всё в порядке. Чувствительность вернулась. Я посмотрел, шов надёжный, кровотечения нет. Медбрат зашёл меня проверить и сказал, что я потихонечку могу убираться восвояси.
— Как ты добрался?
— Вышел на улицу, дождался автобуса и доехал до центральной автобусной станции. Там через пять минут сел на автобус, идущий в Рамот.
— Здорово! И не болело?
— Немного. Сейчас показывать тебе ничего не буду. Пусть пока срастается.
— А какую-то перевязку делать нужно?
— В первое время во имя гигиены следует накладывать лёгкую повязку.
— Мама как держалась?
— Представь себе, она, как поняла, что я сотворил, нашла у себя и принесла мне марганцовку. Сказала промыть ею рану. Это прекрасная дезинфекция. Убивает всё живое.
— Родители молодцы, — спокойно произнёс Илья. — Они уже сознают, что ты идёшь по своему пути. Тормозить не будут, наоборот, помогут. Будь с ними откровенный и благожелательный. Они это оценят.
— Конечно, так и будет. Спасибо, что зашёл. Недельку в ульпан ходить не буду. Буду учить язык самостоятельно. Слава Б-гу, учебников хватает. Ну и Тору читать. Скажи училке, что я приболел.
— Будь счастлив и здоров, братан.
Илья вышел из комнаты.
— У Юры всё нормально. Неделю он дома безвылазно. Потом