окружающей среде», хотя и указывал на то, что эгоистичные мотивы человеческих поступков могут быть разными в зависимости от обстоятельств времени и места[380]. Однако, поскольку поведение человека априори было определено законами истории, Милюков указывал, что деятельность личности «есть только одно из видоизменений причинной связи явлений: это тот же закономерный процесс, перенесенный из области внешнего мира в область психической жизни». Даже признавая тот факт, что отдельные личности могут оказывать влияние на ход истории хотя бы временно, Милюков утверждал, что их свобода принципиально ограничена и что «свободное творчество личности никоим образом нельзя противопоставлять законам исторического процесса, так как и самое это творчество входит в рамки тех же самых законов» [Милюков 1896–1903,1:8]. Впрочем, говоря о закономерностях социального развития, Милюков подчеркивал, что историческая реальность зависит от бесконечно разных географических, климатических, культурных и прочих условий и задача историка состоит в том, чтобы объяснить эту реальность «в данной конкретной форме». Признав, что в том или ином историческом контексте эти закономерности могут меняться, Милюков сделал шаг в сторону от беспримесного исторического детерминизма, сохранив при этом свою убежденность в существовании «внутренних законов общественной эволюции» [Там же: 12–13].
Как историк и политик, он стоял на тех позициях, что эмпирические данные подтверждают гипотезу о существовании определенных закономерностей исторического процесса, притом что абстрактные идеалы всегда обретают реальную форму только в конкретных исторических обстоятельствах. Хотя Россия развивается, скорее, по образцу западноевропейских стран, в ее эволюции есть определенные особенности, благодаря которым она следует своим путем. Размышляя о многообразии этих путей развития, Милюков писал, что, «несмотря на схожесть целей и общее направление движения, условия, при которых в разных странах происходит прогресс, могут сильно отличаться друг от друга» [Milyoukov 1905: 19]. Его сравнение России и Запада (который он по большей части изображал как высшую ступень политической эволюции) имело образовательный характер: он писал, что «ближайшее знакомство с чужим национальным типом бывает на практике первым толчком, вызывающим перемены в сложившейся форме национального сознания»[381].
Будучи позитивистом, Милюков верил, что эпистемологический прогресс состоит в накоплении знаний, увеличении способности объяснять и предсказывать социальные явления. Однако он просто предполагал, что историческое знание может объективно отображать прошлое, и его презентистские исторические сочинения сохраняли след политических устремлений и надежд, относившихся к ближайшему будущему России[382]. В частности, в своем описании российской государственности Милюков явно дает понять, что Россия движется в сторону конституционной демократии и социальных реформ[383]. В десятилетия, предшествовавшие революции 1905 года, Милюков с большой осторожностью говорил о том, что прогресс является лейтмотивом истории, и в своих «Лекциях по введению в курс российской истории (1894–1895)» он сказал студентам, что идея того, будто человечество может само творить собственную историю, является «золотой мечтой будущего, перенесенной в прошедшее» [Милюков 1895: 15; Stockdale 1996: 59].
Однако к 1905 году тон его высказываний с предостерегающего сменился на призывающий; выступая перед американской аудиторией, Милюков завершил свою речь следующими словами: «Если законы истории говорят о том, что Россия движется по пути прогресса, как мы пытались показать, политической реформы избежать невозможно» [Milyoukov 1905: 409].
6.2.2. Свобода как инструмент прогресса
В своих воспоминаниях Милюков едва касался тех связей, которые были у него в юности с радикальными студенческими организациями, заявляя, что был либералом еще со времен своей учебы в университете [Милюков 1955,1:133; Riha 1969: 38]. Однако Стокдейл убедительно показала, что его взгляды в то время были весьма далеки от либеральных [Stockdale 1966: 37]. На самом деле, из-за того значения, которое он придавал социальной справедливости и историческим закономерностям, ограничивавшим, по его мнению, свободу личности, убеждения Милюкова были очень близки к марксистским. В то время его полемика с российскими марксистами сводилась, по сути, к вопросам тактики[384]. Милюков при этом утверждал, что марксизм не учитывает множества факторов, оказывающих воздействие на ход истории, и слишком большое значение придает экономическим причинам социальных явлений [Милюков 1896–1903, 2: 2]. Эта шаткость политических взглядов, характерная для молодого Милюкова, стала прелюдией к нескольким серьезным сдвигам в его мировоззрении, произошедшим примерно между 1890 и 1905 годами.
Милюков начал играть активную роль в российской политической жизни в конце 1880-х годов. Несмотря на то что он был способным и прилежным студентом, его разрыв отношений с бывшим наставником Ключевским в 1892 году (из-за отказа последнего присудить Милюкову докторскую степень за магистерскую диссертацию о Петре I) закрыл ему путь к продолжению научной карьеры в Московском университете, вследствие чего Милюков стал более активно заниматься политической и общественной деятельностью. Он проводит много публичных лекций и участвует в движении University Extension[385] (чтение университетских курсов для сторонних слушателей) в качестве одного из его организаторов. Все это он делал в соответствии со своими убеждениями, считая, что образование является долгом каждого гражданина, поскольку оно не только расширяет пространство личной свободы, но и учит использовать эту свободу правильно[386]. Милюков завел знакомства в радикальных кругах российского общества и начал читать публичные лекции об истории протестного движения в России, рассказывая о Радищеве, декабристах и Герцене, критикуя власть и правительство; при этом он не отвергал идеи о том, что для установления конституционного правления в России, возможно, необходимо будет устроить революцию[387].
Эти «подрывные» лекции вскоре вызвали подозрения у властей, которые приняли против Милюкова ряд карательных мер, таких как отстранение от преподавания, высылка и заключение в тюрьму. Между 1895 и 1905 годом, которые он назвал в своих воспоминаниях «годами скитаний», Милюков приобрел славу незаслуженно преследуемого видного ученого и общественного деятеля, что придало ему веса и авторитета в глазах российского общества. Кроме того, в этот период своей жизни он смог узнать много нового о столь интересующих его политических институтах и формах правления в других странах, познакомившись с ними во время своего продолжительного пребывания на Балканах (в основном в Болгарии), в Англии и Соединенных Штатах[388]. Изучив десятилетний опыт конституционного правления в Болгарии, в 1905 году он заметил, что старый аргумент, «будто Россия не готова к конституции, опровергается примером Болгарии» [Milyoukov 1905: 409]. Далее он утверждал, что опыт конституционализма «оказался очень ценным в плане политического просвещения» болгарского народа; все эти накопленные за «годы скитаний» знания он потом пытался использовать в своей политической деятельности [Milyoukov 1905: 409][389].
Именно в Болгарии Милюков проникся идеями социального либерализма, поверив в возможность их реализации в России. Как видно, он был одним из «новых либералов», утверждавших, что в России существует
