буду рваться заработать очки, а я знаю, что, как только предприму такую попытку, мне конец. Стоит мне нацелить копье, он поспешит блокировать его, и тогда меня ничто не спасет. Может, он и быстрее меня, и опытнее, но вместе с тем он старше. На восьмом раунде его копье никнет. Я тяжело дышу, невыносимо скользкая от пота под костюмом наездника. Дрожу. Мне страшно. Страх сжимает меня – тело немеет, слабеет, а ведь это все, что у меня осталось. Все, что у меня когда-либо было.
– Уже готовы сдаться? – хриплю я. – Так сразу?
Сэврит опускает плечи:
– Ты еще слишком молода… чтобы так отчаиваться.
Он благородный до мозга костей: его слова как отвлекающие маневры, как демоны, предназначение которых в том, чтобы запустить в меня когти и заставить сомневаться в самой себе. Отец вел себя так же, пытался смягчить меня.
«Я любил ее, Синали».
Ты даже смысл этого слова не понимаешь.
Серебристые вихри скапливаются у моего рта, тычутся в полосы крови на моих потрескавшихся губах, в источник моего надтреснутого голоса.
– Я сильнее отчаяния.
– Сильнее отчаяния не бывает никто. Это темная коробка… с проколотыми отверстиями для воздуха. Ты правильно делаешь, что боишься ее. Все мы в ней заперты. – Он смотрит на меня мертвыми глазами. – Все мы в ней заперты. И кто-то должен объяснить тебе это.
Сигнал к восьмому снижению. Если и на этот раз я проиграю, все кончено. Не будет мщения. Не будет наказания для Отклэров. Я не хочу расставаться с надеждой, особенно теперь, когда распробовала ее вкус. Движения Всевидца – как искусство, как изящная керамика. Движения Разрушителя Небес – как хищная улыбка, как страх. Слегка подбираюсь. Голубое сияние генграва окутывает нас обоих одновременно. Он устал, надо попытаться. Ударить вбок, копьем ему в нагрудник, сам он держит копье слишком низко, чтобы вовремя успеть нанести мне ответный удар. Он попался, попался, попался…
Острие вдавливается мне в подбородок.
Вспышка. Вскрик.
Копье проскальзывает глубже, вонзается мне через челюсть в мозг, и я чувствую его – ледяную жилу в моей голове.
Попадание в шлем.
Я задыхаюсь.
Разрушитель Небес погибает мгновенно, связь между нами разорвана. Серебристые вихри умирают, перестав извиваться. В седле исчезает свет, цвета, панорама космоса пропадает, как мираж, сменившись холодным металлическим нутром боевого жеребца. Я повисаю одна в оболочке Разрушителя Небес, не чувствуя боли. Седло полностью обесточено, я не чувствую ничего, кроме глухого биения своего сердца и вязкости быстро остывающей нейрожидкости. Он победил. Я проиграла.
Надежда потеряна.
Динамики в моем шлеме взрываются ревом толпы, комментаторы захлебываются в экстазе.
– Так и завершается этот поединок, Гресс! В яростной битве на истощение Дом Фрейнилей наконец одерживает победу над Домом Литруа!
Сэврит включает свой голоэкран и снимает шлем. Его красивое лицо блестит от пота, темные глаза ввалились.
– Прости меня, Синали. Но кто-то должен был преподать тебе урок.
Вяло и отрешенно я смотрю, как он расстегивает костюм и с измученной улыбкой достает потрепанный платок. Белый флаг.
– Что?.. – хриплю я. – Что вы делаете?
Что-то шевелится у него в глазах. Мой мозг в оцепенении, но я отчетливо вижу: у него в глазах серебро. Оно скапливается, набухает как ртуть, мерцает как звезды. Как королева Астрикс. Как вода у края чашки. Серебристой влаги в глазах становится все больше, больше и больше. А потом Сэврит моргает.
– Постарайся жить, девочка.
Единственная капля вытекает ему на щеку.
Он медленно валится вперед, как рассыпается бумага в огне, как растворяется сахар в горячем чае, – бесформенный, бескостный, неподвижный на экране. Я ничего не понимаю, но лишь до тех пор, пока ликующий рев толпы не сменяется приглушенным и растерянным гулом, пока низкорослые белые роботы с мигающими красными сиренами не врываются на арену и не окружают Всевидца: он поврежден.
Он повредил сам себя.
– Похоже, у Сэврита цу Фрейниля перегрузка, Беро!
– На редкость прискорбная перегрузка, Гресс.
– Так и есть: медики уже на месте, но последнее слово за судьей. Перегрузка после попадания в шлем… полная неопределенность. Результат может оказаться каким угодно!
Перегрузка? Они имеют в виду поражение мозга, ведь так? Но почему? Он не делал ошибок, его движения были безупречны, он ни разу не ударился головой настолько сильно, чтобы… Желудок наливается свинцом, мной завладевает недоверие. В серебристых слезах Сэврита – то же серебро, что и в нейрожидкости. Как в серебристых вихрях. Цвет выявляет правду, удерживая ее железной хваткой. Все, что говорил Сэврит перед поединком… вихри забрали его. Нет – это он позволил его забрать. С ним все было в порядке, он победил, а потом…
Я осматриваю неподвижное тело Сэврита лихорадочным взглядом, пока кабину Всевидца вскрывают и механические руки медиков быстро извлекают из седла наездника, словно неисправную деталь, которую надо вынуть и заменить. Будто это стандартная процедура. Будто они уже сотни раз проделывали подобное прежде.
– Судья принял решение! Ввиду перегрузки Сэврита цу Фрейниля победителем становится Синали фон Отклэр!
Из безжизненных глаз Сэврита на его костюм капает серебро.
Олень поднял на рога сам себя, лишь бы кролик пересек финишную черту первым.
30. Континуо
Continuō ~āre ~āuī ~ātum, перех.
1. соединять, примыкать
2. продолжать, упорствовать
В особняке Литруа была шахматная доска.
Она стояла на белом столике тюльпанного дерева у камина в большой гостиной. Влезая в костюм наездника на второй день тренировок, Синали внимательно разглядывала доску. Она не знала, что означают фигуры. Выглядели они затейливо и значимо – кроме мелких уродцев в первом ряду, – но играть в шахматы она никогда не училась. Когда-то по пути в церковь она видела, как в переулке за лотками с едой несколько стариков, сгорбившись над жестяными досками, в задумчивости переставляют фигуры ржавыми киберпротезами. Но как и все хорошее в Нижнем районе, это быстро закончилось. Под предлогом облавы на торговцев пылью стражники разогнали игроков, и с тех пор Синали их больше не встречала.
У Дравика доска сделана не из жести – из серебра. Из серебра и лазурита.
– Белые ходят первыми, – сказал Дравик, подходя к ней сзади. Она вздрогнула и толкнула столик, рассыпав фигурки по полу. Опустившись на колено, то, которое болело, он начал убирать устроенный ею беспорядок. Она присела рядом, поднимая фигурки и ставя их обратно на доску. Взяв одну из тех, что казались простыми, она помедлила.
– Почему эти выглядят так неприметно?
– На самом деле они довольно сильные.
– Как же они могут быть сильными, если их так много? А королева с каждой стороны только одна. И две лошади.
