потому, что она преследовала иную цель? Может, хотела прибрать к рукам хозяйскую спальню? У нее ведь есть дочка, ровесница Тохёна. Может, она хотела, чтобы ее дочка заняла место твоего сына? Боже, насколько же он был ей ненавистен?»
Даже мне неизвестно, насколько глубоко проник голос в разум отца. Но, учитывая его характер, вполне легко предположить дальнейшее развитие ситуации. Решимости ему, очевидно, не занимать. Ценит он только то, в чем уверен, и считает, что только его стандарты позволяют принять осмысленное решение. С точки зрения такого любителя точности, как он, получалось, что его сын отравился едой, а принесла ее твоя, Хваён, мама. Он же не знал, что Тохён сам подобрал у двери этот тток. Даже представить себе такого не мог. Потому что обычно в это время сын учился, поедая приготовленные домработницей закуски. К этим двум фактам прибавился голос призрака, и на смену сомнениям пришла уверенность: каждый фактор на месте преступления, правда, запахи, чувства, искушение и злой голос – все смешалось воедино и взорвалось. Он вытаращился на домработницу налитыми кровью глазами и, потеряв рассудок, потянул руки к ее шее.
Затем послышался хруст. Как оказалось, шея женщины средних лет ростом около ста шестидесяти семи сантиметров довольно хрупка.
Божество времени и здесь приняло активное участие. Как только твоя мама окончательно перестала дергаться, ожил громкоговоритель, запоздало разнося по всему дому оповещение. Он предупреждал о том, что в оставленной перед дверью еде содержатся ядовитые вещества, и ее ни за что нельзя употреблять. Интересно, как тогда отец себя чувствовал? Чувствовал, что очнулся, выбравшись из кошмарного сна, или, может быть, наоборот, что оказался в кошмаре, который не закончится никогда?
Вот так вот. Это правда о том, что случилось три года назад. Ну как, утолил я ваше любопытство? Интересная история, не правда ли?
* * *
Следуя за голосом, Тоха и Хваён пересекли пространство и время. От зверств в яме и истории проклятой земли прямиком к «Видам природы». Добрались и до того самого дня три года назад. Наблюдая за сверхреалистичной картинкой – казалось, будто глаза и мозг мертвых вот-вот вылезут наружу, – двое не могли и шелохнуться. Не могли крепко зажмуриться, чтобы ничего не видеть, или закрыть уши руками. Их окатило волной воспоминаний, а они-то подобную трусость не приемлют. Двое стали Хан Тохёном и Хан Чонхёком. Стали Хван Хвасук. Чувствовали смерть, тряслись от ужаса, пылали от гнева и отдавались злу. Одновременно ощутили и крепкие руки Хан Чонхёка, от которых никуда не денешься, сколько ни брыкайся, и тонкую, словно у миниатюрного животного, шею Хван Хвасук. Затем перед глазами воцарился мрак.
Тоха и Хваён захлебывались кашлем, как недоутопленники, которых еле успели выловить из воды. Пелена прошлого спала, и перед ними возникло знакомое помещение. Ребята оказались все в той же уютной комнате Тоха. Ни сырой земли, ни трупов здесь не было. Испытание на собственной шкуре безумия и трагедии трехлетней давности заняло всего-навсего десять минут.
– Ну, как себя чувствуешь, Тоха? – с улыбкой поинтересовался связанный Тохён.
Как он себя чувствует? Он только что показал им такое и теперь спрашивает о чувствах – какая во всем этом дерзость! Парень сжал свои мягкие кулачки, но на вопрос ответить так и не смог. Чтобы стряхнуть с себя остаточный образ прошлого, потребовалось много времени. Действительно ли в тот день все произошло именно так? Границы искренности в словах Тохёна определить было невозможно. Прекрасно понимая, что Тоха чувствует, брат спокойно заверил:
– Я все это видел своими глазами, правда.
Сжатый кулак ослаб. Точно. Он лично увидел, услышал и прочувствовал. Такие яркие переживания никак не могут оказаться ложью. Да, это Хан Чонхёк убил маму Хваён. А поскольку в них с Тоха течет одна кровь, от греха дяди ему не освободиться. Юношу накрыло неконтролируемое чувство вины. Ему хотелось выдрать все свои сосуды.
Тоха не мог просто взять и подойти к Хваён. Сперва он осторожно оценил ее состояние. Лицо ее было бледным, как у людей на пороге смерти, из ее сжатого кулака текла струйка крови. Ногти впились в кожу. Между ними повисла леденящая тишина. Какое-то время Хваён сидела молча: ни вопросов, ни обиды, ни слез – ничего.
– Б… – вдруг тихо выругалась она.
Девушка резко вскочила с кровати и как умалишенная начала ходить кругами по комнате. Терла лицо и ругалась про себя, а потом и вовсе закричала. Немного погодя она яростно хлопнула дверью комнаты и ушла в гостиную. По всей видимости, Хваён рылась в посуде: послышался звон металла и стекла. Столовые приборы со зловещим грохотом падали на пол. Тоха взглянул на крепко связанное тело и вышел вслед за Хваён. Самозванец ухмыльнулся. Судя по выражению лица, он до смерти наслаждался происходящим.
Тоха не мог представить, что Хваён сейчас чувствовала. «Может, убедившись, что Чонхёк – убийца, она испытала облегчение? – задумался он. – По крайней мере, она была права. Прийти сюда оказалось не такой уж и дурацкой затеей. Вот только… Радоваться подобному убого. Знание правды ведь мертвого не вернет. Иметь туманные представления о правде и столкнуться с ней на самом деле – не одно и то же. Такое же чувство возникает, когда с вершины горы смотришь вниз и страх высоты одолевает тебя».
Тоха пулей помчался следом и наткнулся на спину Хваён: она рассматривала семейную фотографию Чонхёка в центре гостиной. В одной руке девушка держала кухонный нож. Вдруг угол рамы блеснул в свете лампы, и барабанные перепонки атаковал грохот. Хваён бросила раму на пол. Стекло разлетелось на кусочки, а лицо Чонхёка, оказавшееся теперь без защиты поля, было исполосовано острием ножа. Она втыкала нож глубоко, вкладывая в это действие дикое желание наложить проклятие. С ее прокушенных губ, с покрывшихся осколками коленей и голеней капала кровь.
Тоха спешно вытащил салфетки, но так и не смог их отдать. Лишь стоял поодаль, разрываемый меж двух огней. «Имею ли я право вытирать ее кровь?» – думал он. Парню казалось, будто его живьем заперли в очень узком гробу. Сквозь мертвую тишину прорезался голос Хваён:
– Как же дерьмово. – Она еле сдерживала слезы. – Я узнала правду, и ответ получила тот, на который рассчитывала, так почему же я себя так чувствую – не понимаю.
Кухонный нож упал на изуродованное семейное фото. Тоха одолевали сомнения, но он все же набрался смелости и приблизился к Хваён. Оставаясь на расстоянии, вытер с ножа ее кровь. И надеялся, что у израненной девушки больше не появится травм. Ему