его первую жену Эстер Харви и их сына. И он же продал их на Дальний Юг. Мысль о ребенке, проданном «неизвестно куда», была для него невыносима[406].
Поэтому Хейден, а с ним вместе Эллен, Уильям и более ста человек разного цвета кожи, составили петицию протеста. В ней перечислялись все муки и унижения чернокожих, в том числе тюремное заключение и продажа свободных чернокожих в рабство, а главное, конституционный компромисс, который позволял бы южным рабовладельцам «выслеживать и ловить своих беглых рабов» на земле Массачусетса. Составители петиции призвали к «мирному ВЫХОДУ ИЗ СОСТАВА АМЕРИКАНСКОГО СОЮЗА»[407].
Не они одни призывали к радикальным мерам. С другой стороны, пламя пожара раздувал «железный человек, при взгляде на которого казалось, что он никогда не рождался и никогда не исчезнет», любимец отца Эллен сенатор Джон С. Колхаун[408].
Говорили, что, когда Колхаун, прихрамывая, вошел в Сенат, чтобы произнести последнюю речь в жизни, он выглядел ужасно. Весь в черном, с длинными седыми волосами… На изборожденном морщинами лице ярко горели глаза. В тот день он не стал выступать перед сенаторами, предоставив право прочесть его текст более молодому коллеге, сенатору от Юга.
Позиция Колхауна была однозначна: бездействие приведет к разрушению Союза и, возможно, к войне. Слов недостаточно. «Крик “Союз, Союз, великий Союз”, – заявлял он, – препятствует распаду Союза не более, чем крик врача “здоровье, здоровье, крепкое здоровье!” спасает пациента от опасной болезни»[409]. Любить Союз – значит любить конституцию, которая его создала, а любить конституцию – значит защищать ее и исполнять «высокий долг», к которому она призывает. А исполняется ли этот долг? Нет, если судить по отношению к беглым рабам, – нарушение этого закона Колхаун назвал «чудовищным». (Хотя он этого не говорил, с «нарушением» он столкнулся лично, когда от него сбежали два раба, Гектор и преданный домашний слуга Алек. «Причина простая – избежать наказания за проступок». Колхаун лично застрелил Гектора, а Алека схватил, бросил в тюрьму и выпорол.)[410] Для него компромисс не был решением. Юг пошел на огромные уступки и не собирался сдаваться. Спасение Союза целиком зависит от Севера. В детали Колхаун не вдавался, но очень конкретно описал последствия. Его последние слова произвели глубокое впечатление на сенаторов.
«Если вы… не можете согласиться, скажите об этом, – заявил он, – и штаты разойдутся мирно. Если не считаете, что мы должны разойтись мирно, скажите нам об этом, и мы будем знать, что делать, когда вы сведете вопрос к покорности или сопротивлению». Если промолчите, «мы поймем ваши намерения по вашему бездействию». Слова он не произнес, но все услышали: война.
* * *
Колхаун подлил масла в огонь, который уже пылал на восточном побережье и повсюду. Газета New-York Herald писала, что «гражданская война и резня могут начаться мгновенно и без предупреждения»[411]. Даже конгрессмены, входившие в Капитолий, захватывали с собой ножи и пистолеты. В такой момент, как никогда, нужен был объединяющий голос. Однако президент – генерал Закари Тейлор, которого все три члена триумвирата считали слабым, – ничего не мог сделать.
Голосом этим стал Дэниел Уэбстер[412]. Еще не отзвучали слова Колхауна, как сенатор от Массачусетса поднялся, и в голосе его многие американцы услышали голос Союза.
– Свобода и Союз едины и неразделимы, сегодня и навеки! – воскликнул он в дебатах с сенатором от Южной Каролины Робертом Хейном[413]. Эти слова сегодня знакомы каждому школьнику.
Позиция Уэбстера по вопросу рабства была неоднозначной. Он не присоединился к «вигам совести», как называли членов его партии, выступавших против рабства. Но его надолго запомнили по выдающейся речи 1820 года в Плимут-Рок. Там он яростно выступил против работорговли в Америке. «Я слышу гром молота, я вижу дым всех печей, где куются кандалы и оковы для человеческих рук и ног… Да очистится это место!»[414] После его впервые назвали «богоподобный Дэниел».
Известно было, что Уэбстер выкупил нескольких рабов, в том числе знаменитую повариху Монику Маккарти, которая прославилась жареными устрицами и блюдами из крабов[415]. Раз отведав блюдо, люди помнили ее годами. Теперь она работала у Уэбстера, известного гурмана. Он заплатил также 500 долларов за Генри Плезентса. «Лучшая трата денег в моей жизни», – со слезами на глазах сказал Уэбстер, когда Плезентс, воевавший в Мексике рядом с его сыном, привез домой тело его мальчика[416].
При этом «богоподобный Дэниел» был человеком сложным. С детства его прозвали «темным Дэном» или «черным Дэном» за смуглый цвет кожи. (Говорили, что кожа его темнее, чем у Эллен Крафт.)[417] Эти прозвища вполне могли сформировать его личные привычки в дальнейшем.
Шестидесятивосьмилетний сенатор был человеком ярким: огромная голова, мощные легкие, пристальный взгляд ярких глаз. В личной жизни Уэбстер и Колхаун были совсем не такими, как внешне: трезвенник Колхаун, суровый сын фермера, окончивший Йель, являлся истинным «пуританином»; Дэниела же можно было назвать «кавалером» за его пристрастия[418].
Уэбстер был единственным сенатором, имевшим в Капитолии собственную барную комнату. Среди вещей имелась изысканная миниатюра, изображавшая сияющую женскую грудь, – автопортрет Сары Гудридж, подарившей миниатюру Уэбстеру, когда тот впервые овдовел.
Уэбстера преследовали слухи. Говорили, что он неумеренно пьет, ухлестывает за женщинами. Его называли настоящим мотом, особенно той весной. Многие подобные истории не соответствовали действительности, их не следует принимать во внимание. Достаточно вспомнить статью журналистки, которая лишилась места в Капитолии после заявления, что у Уэбстера есть дети-мулаты. Но по меньшей мере один юный раб, Роберт Янси, позже принявший имя Роберта Уэбстера, утверждал, что Дэниел не только выкупил его мать и взял ее на работу, но еще и является его биологическим отцом.
Словом, седьмого марта выступал сложный человек. Во многих отношениях его дилемма символизировала кризис сознания Севера. Сам Уэбстер был противником рабства и считал, что этому нужно положить конец. Но какова цена для Союза? Придется пожертвовать вторым сыном? (Сын Уэбстера Флетчер погибнет во втором сражении при Булл-Ран.)
Имелись также политические и практическим расчеты. Возможно, это выступление было заявкой на президентство, о чем он всегда мечтал? Или финансовым спасением (у него было немало долгов)? В предстоящие годы всем американцам пришлось делать выбор. Встал острый вопрос: чем ты готов поступиться, пожертвовать лично во имя собственных убеждений, ради событий, происходящих в другой части страны, ради душ с другого конца света?[419]
Никто точно не знал, о чем собирается говорить Уэбстер в тот день, когда он вышел в центр в сенате. Зал заполнили
