печать и расписаться.
– Но у меня нет программы, я вторую концепцию только вчера отдал Петрову.
– Ну, хотя бы сдай конверт с документами. Только обязательно до пяти!
Алекс посмотрел в интернете, какие документы требовались для подачи на конкурс. Собрав все бумажки, сложил в большой белый конверт, написал на нем свою контактную информацию. Уже в дверях, помедлив, вернулся к столу, выудил одну бумажку из конверта, оставил ее на столе. После этого поехал прямо на Варварку.
Расписавшись в ведомости, Алекс с тяжестью на сердце смотрел, как опечатывают по всем сгибам его конверт с документами. После этого он послушно расписался на каждом шве самого конверта.
Конкурс проводили в смежном с РосИмущества здании на Варварке. Сам конкурс должен был состоять из письменного экзамена, собеседования и представления каждым кандидатом своей программы вывода института из кризиса. Программа Алекса, написанная меньше, чем за неделю, отличалась от своих двоюродных сестер не только объяснимой лаконичностью, но и максимально сжатыми сроками необходимых преобразований. За день до конкурса Алекс отдал две распечатанных копии секретарше Егора. Спрашивать, каким образом она планирует положить его программу в опечатанный конверт, Алекс постеснялся.
За полчаса до экзамена Алекс сидел в машине Егора и изучал правильные ответы. Вопросы о экономике и фармацевтике он пролистал не глядя, но на странице, озаглавленной «Трудовое право», Алекс остановился как вкопанный. На каждый вопрос предлагалось несколько ответов, но выбрать правильный ответ, казалось, было невозможно. Все ответы на первый взгляд были одинаковыми. Витиеватые и заумные, с разным порядком слов, но по смыслу одинаковые.
– Егор, здесь в ответах «А» и «В» только переставлены местами придаточные предложения. Но смысл один и тот же. Это вообще, как?
– Ну здесь же подчеркнуто «А». Значит правильно вот так.
– Нет, я не только не могу запомнить правильный ответ, но даже понять, чем он отличается от неправильного.
– Ну если не хочешь запоминать, тогда пиши, как сердце подсказывает, – раздражаясь, посоветовал брат.
Перед экзаменом всех кандидатов поместили в большую квадратную комнату с мягкими, как в дорогих кинотеатрах, креслами и большим столом посередине. На стенах висели портреты незнакомых Алексу деятелей, среди которых он признал только Адама Смита и Карла Маркса. Разглядывая украдкой других кандидатов, он старался понять, какой кандидат от рейдеров, а кто – его собственные дублеры от РосИмущества. Хотя и сам он мог быть дублером. Единственным, кого он вычислил без особого труда, был худой и сутулый человек в очках в костюме явно советского покроя. В руках он держал пухлую кожаную папку, набитую бумагами. Он растерянно поглядывал на вальяжных и спокойных конкурентов, которые были намного его моложе. Это, вероятно, был всамделишный господин ученый – представитель того самого института, который хотел бороться за свое существование.
На то, как комиссия вскрывала подписанные конверты, Алекс смотрел с непривычным для него фатализмом. Ну, в самом деле, был бы он здесь, если бы его программы не оказалось в этом проклятом конверте?
– Господин кандидат, посмотрите, все печати на вашем конверте целы?
Алекс повертел конверт в руках – конверт точно не вскрывали. Его собственноручные подписи красовались на всех изгибах конверта. Интересно, как они умудрились туда запихать два комплекта его программы? Такое, поди, не снилось даже Гари Гудини.
Он посмотрел на чиновника, вскрывшего его конверт и доставшего оттуда две копии злосчастного документа, как смотрели некогда на другого величайшего фокусника, превращавшего воду в вино.
Алекс готов был поклясться, что вальяжный мужчина в дорогом костюме, чей конверт вскрывали следом, тоже не мог скрыть своего удивления.
Он ответил уже почти на половину вопросов, когда его попросили прерваться и пройти в конкурсную комиссию, где ему немедленно объявили технический дефолт. Он не мог сдержать улыбки, когда услышал от раздосадованного председателя комиссии, что причиной отстранения Алекса от дальнейшего конкурса было отсутствие справки с места работы, которую он неделю назад заботливо вынул из конверта и оставил на рабочем столе.
В этот же вечер Алекс съехал из квартиры Егора. Тот не препятствовал.
* * *
Когда Алекс позвонил Саше и спросил, не сдает ли кто-нибудь из ее знакомых жилье, Москва за окном ее двухкомнатной квартиры уже готовилась ко сну. Перфорированная желтыми окнами безлунная сентябрьская ночь почти полностью поглотила здание школы во дворе и лакомилась красными огоньками паркующихся у подъездов редких машин. Через оконное стекло в комнату проникал влажный ночной холод. До отопительного сезона было еще далеко.
Саша, не задумываясь, предложила остановиться у нее, пока Алекс найдет себе что-нибудь подходящее. В ее квартире часто останавливались друзья. Бывшая детская, превращенная во вторую спальню, отлично подходила для этой цели. Однажды, задолго до того, как комната стала детской, да и, собственно, Сашиного замужества, там жила Катерина.
По ответному молчанию в трубке Саша почувствовала, что Алекс такого предложения не ожидал. По продолжительности молчания было понятно, что Алекс и не откажется. Положив трубку, Саша еще некоторое время улыбалась своим мыслям. Поймав себя на этом, она скептически покачала головой и пошла на кухню ставить чайник. За следующий час она несколько раз успела передумать, но менять принятые решения было не в ее характере.
Конечно, в его жизни что-то произошло, иначе бы он не позвонил.
Когда Алекс появился на пороге ее квартиры, он больше не был похож на чиновника или даже обычного москвича. С рюкзаком, в джинсах и кроссовках, в спортивной футболке, из-под которой проглядывала другая темного цвета, он меньше всего походил на функционера фармацевтической компании.
– Спасибо, что приютила, – сказал он, опуская свой рюкзак на пол. – У вас, русских, принято что-нибудь приносить с собой. Извини, я не знал, что нужно купить.
– Да ничего, какая ерунда, – сказала Саша, сохраняя улыбку. – Проходи в кухню. Есть будешь? У меня есть покупные голубцы. Вроде съедобные.
«Это все большая ошибка», – подумала Саша, идя за гостем на кухню. Дело было не столько в Алексе, который в самых неподходящих ситуациях включал свою «американистость». Саша злилась на себя за то, что подумала, что Алекс может быть другим. Еще полчаса назад она пытливо смотрела в зеркало в ванной комнате, стараясь понять саму себя. А теперь казалось, что Алекс принес с собой холодный и сырой воздух сентябрьской ночи.
– Какие новости? – спросил Алекс.
Саша поставила перед ним чашку с чаем.
– Как ни странно, но Катю действительно лечат бупрофиллином в 57-й. Никита навещал ее на прошлой неделе. Даже подозрительно, что все идет так легко.
– Никита? А что случилось с Петром?
– Петр уехал. Ты же знаешь, у него были неприятности с ФСКН.
