успешно продвигалось, но вдруг раздался взрыв, и словно молния мелькнула в мастерской: взорвалась крышка печи, не выдержав нагрева. Бронза стала выливаться на пол, работники с испугом уставились на Бенвенуто, не зная, что предпринять.
– Пробивайте втулки в печи, открывайте устья литейных каналов, будем заливать форму! – быстро распорядился он и, взяв кочергу, начал пробивать одну из втулок.
Через минуту металл полился в форму. Подмастерья радостно загалдели, но Бенвенуто с тревогой сказал:
– Скорость литья недостаточная. Видимо, не хватает бронзы в печи. Бегите по всем комнатам, собирайте оловянную посуду, – блюда, чашки, тарелки, все что есть, – и тащите сюда!
Побросав все нашедшееся в доме олово в печку, Бенвенуто впервые за утро вздохнул спокойно, ибо увидел, что бронза сделалась совершенно жидкой, и форма хорошо наполняется ею. Он перекрестился и с воодушевлением произнес:
– Благославен будь, о Боже! Воистину ты всемогущ!..
После того как форма заполнилась, Бенвенуто снова отправился в постель, и так хорошо выспался и отдохнул, как давно не отдыхал. Проснулся он далеко за полдень и почувствовал зверский аппетит.
– Фьора! Фьора! – позвал он. – Где ты, моя кошечка? Покорми меня чем-нибудь, я жутко проголодался!
– И этот человек прошлой ночью собирался умирать? – со смехом сказала Фьора, войдя к нему с подносом с едой. – Я так и подумала, что вы захотите покушать, когда проснетесь, поэтому зажарила для вас жирного каплуна.
– Давай его скорее! – воскликнул Бенвенуто. – И хлеба, и сыра, и зелени, и вина! У меня такое ощущение, будто я не ел неделю!
– Видно, ваша лихорадка испугалась и убежала, увидев как вы утром в дьявольском бешенстве понеслись в мастерскую, раздавая тумаки направо и налево. Решила, видать, что и ей от вас достанется, как мне досталось, – Фьора показала синяк на своем плече.
– Прости, ласточка моя. Дай мне только поесть, и я заглажу свою вину перед тобой, – обнял ее за талию Бенвенуто.
– Нам никто не помешает, прости меня Святая Инесса за прегрешения! – прижала его голову к своей груди Фьора. – Все ваши работники пошли на базар, чтобы закупить глиняную посуду вместо оловянной, которую вы расплавили.
– Ну, так быстрее снимай платье! Я поем в одну секунду, – сказал Бенвенуто, весело подмигнув ей.
* * *
Дав бронзе в течение двух суток остыть, Бенвенуто начал мало-помалу открывать статую. Оказалось, что вся отливка получилась очень удачной: по счастливой случайности, бронзы, находившейся в печке, хватило в точности на всю скульптуру за исключением пятки и пальцев правой ноги Персея, которые Бенвенуто с легкостью приплавил к скульптуре. Всего удивительнее было то, что голова Персея, также как и голова Медузы в его руке, вышли превосходно и не требовали никакой дополнительной обработки.
После золочения и лакировки скульптуры, Бенвенуто принялся за отливку небольших статуэток Юпитера, Меркурия, Минервы и Данаи, которые решил разместить по четырем сторонам постамента. Три первых божества Бенвенуто часто изображал и ранее в различных своих работах, а над Данаей ему пришлось потрудиться, потому что он хотел показать не юную девушку, но молодую прекрасную женщину, чье тело достигло совершенства после рождения ребенка, – идеал красоты материнства.
Литье всех этих фигур вышло отлично; теперь оставалось лишь припаять их к постаменту и водрузить на него Персея. Бенвенуто отправился к герцогу, дабы узнать у него, где будет установлена скульптура, куда перевезти все ее части. Обыкновенно, стоило Бенвенуто прийти, как Цезарио сразу принимал его, но в этот раз Бенвенуто три часа просидел на окружающей дворец галерее, ожидая приема, но так и не был допущен к герцогу. Крайне раздосадованный этим обстоятельством Бенвенуто вернулся домой в дурном расположении духа.
На следущий день герцог тоже не удостоил его аудиенции, и через день также. Бантинели с издевательской вежливостью сообщил Бенвенуто, что его светлость очень занят важными политическими вопросами и не может сейчас тратить время на досужее искусство.
Взбешенный Бенвенуто переколотил дома половину посуды, разругал подмастерьев и накричал на Фьору. В горячности он даже хотел разрушить Персея, но рука не поднялась.
Бросив дела, Бенвенуто уехал из города в небольшое местечко, которое славилось своими увеселительными заведениями. Там его и нашел через неделю посланник Цезарио, приехавший с приглашением герцога явиться во дворец.
Бенвенуто, всю свою жизнь соблюдавший меру в питье, на этот раз был пьян до бесчувствия, поэтому пришлось сначала отливать его попеременно горячей и холодной водой, потом отпаивать напитком из имбиря, меда, корицы и лимона, а после еще простоквашей с петрушкой, сельдереем и растертым чесноком. Придя в себя, Бенвенуто смог кое-как водрузиться на лошадь и проехать пять миль до города.
Цезарио встретил его на той самой галерее, где Бенвенуто напрасно прождал его три дня.
– Маэстро! Вот и снова мы с вами свиделись! – воскликнул герцог, как ни в чем не бывало. – А я, признаться, нарушил право частного домовладения и без вашего позволения был у вас в мастерской. Ваш Персей превосходен, маэстро! Ваш талант крепнет с каждой новой работой; вот, кажется, вы достигли вершины совершенства, но, нет, вы поднимаетесь все выше и выше, и Бог знает, до каких еще высот дойдете… Я распорядился начать установку постамента для Персея на одной из главных городских площадей; право же, я не могу допустить, чтобы ваше гениальное творение было спрятано в моем парке от восхищенных взоров всех ценителей прекрасного.
– Вы бесконечно добры ко мне, ваша светлость, – угрюмо сказал Бенвенуто. – Судя по вашему интересу к моему творению, вы уже закончили свои неотложные политические дела?
– А вы злопамятны, мессер Бенвенуто, – заметил герцог с неудовольствием.
– Нет, ваша светлость, я не злопамятен, но помню все добро и все зло, которые мне доставили, – отвечал Бенвенуто.
– Но я действительно был очень занят, – сказал Цезарио примирительно. – Мои враги, число которых растет день ото дня с тех пор, как умер мой отец, вознамерились потеснить меня в моих собственных владениях; надо было предпринять кое-какие срочные меры. Но не буду утомлять вас скучными подробностями, – итак, вы согласны на установку Персея на площади Фонтанов?
– Если такова воля вашей светлости, – поклонился Бенвенуто.
– Вот и хорошо! Я собираюсь выплатить вам за эту скульптуру четыреста золотых в дополнение к вашему жалованию. Вас устроит такое вознаграждение? – спросил герцог с легкой издевкой.
– Вы очень щедры, ваша светлость. Но пусть Бантинели сперва покроет мои расходы, которые я понес на изготовление Персея, и которые мне не возместили, – сказал Бенвенуто.
– Разумеется! Я прикажу ему, а вы принесите соответствующее прошение и счета для оплаты, – поспешно проговорил герцог. – Мой дорогой маэстро, я готов оплачивать все ваши расходы и не считаю это
