ответа он не ждет, но все равно подбираю слова. Ищу соломинку, за которую он мог бы ухватиться.
– Чтобы помогать на небесах детям, ушедшим слишком рано?
От этой мысли у меня на лице появляется грустная улыбка. Только благодаря Картеру я снова могу улыбаться. Его голос – как солнечный свет после мрачных дней.
– У нее синдром спасателя, – соглашается он.
У Картера сбивается дыхание, и до меня доносится приглушенный звук катящейся по полу бутылки, как будто она выскользнула у него из рук.
– Ты же знаешь, чего ей бы сейчас хотелось? – резко спрашивает он.
– Да. Чтобы мы вытанцевали свою грусть. Хотела бы, чтобы мы прожили ее, – шепчу я. – И поэтому ты должен потанцевать за нас обоих, понял?
Давление в груди постепенно отпускает, но я знаю, что полностью оно не исчезнет.
– Я слишком пьян для этого. Все ноги переломаю, – отвечает он. – Но знаешь что? Черт с ним.
На другом конце провода раздается шорох. Мне так хочется понаблюдать за ним. Увидеть, как он танцует под мелодию своей печали. Раньше Картер всегда подыгрывал себе на воздушной гитаре, скакал по дому и орал что есть мочи. Но не сегодня.
Наверное, телефон где-то в стороне, в трубке полная тишина. Когда Картер, задыхаясь, возвращается к мобильнику, я горжусь собой, потому что мне удалось заставить его заменить выпивку на кое-что получше.
– Ну? Как дела?
– Лучше. Всегда помогает… Вот бы ты тоже это прочувствовала, Скай.
Я останавливаю взгляд на Холли, которая стоит у кровати и выглядит такой унылой. Без меня это просто стул на колесиках, а со мной – полон жизни.
– Ты мог бы приехать, – внезапно вырывается у меня.
Пальцами я нащупываю крестик на шее под рубашкой и, гладя серебро, чувствую себя ближе к Картеру.
– Да, ты мог бы приехать и потанцевать со мной, как в тот вечер после клуба… Помнишь?
Эти красочные и яркие воспоминания не покидают меня уже несколько недель.
– Как забыть? Той ночью ты показала, как сильно мне доверяешь, Скай-Скай.
Черт, как бы хотелось прямо сейчас прижаться к Картеру и найти утешение в его взгляде.
– Я всегда тебе доверяла.
Если раньше стены угрожающе давили, а комната сужалась, то теперь я снова могу дышать свободнее.
– Но в тот день ты доказала это, Скай. Знаю, ты ненавидишь спойлеры, но это будет мой номер один на твой следующий день рождения. Вечер, когда ты доверилась мне.
Вновь навернувшиеся слезы льются по щекам, капают на бежевую подушку и приносят удивительное облегчение.
– Я скучаю по тебе, – признаюсь я. – Так сильно скучаю, Картер. – Меня как будто заперли под водой на несколько недель. Я вижу поверхность, но не могу всплыть. Мне так жаль, что я отпустила тебя. Что наговорила гадостей, сплошное вранье. Я переспала с тобой тогда не потому, что искала утешения, а потому, что хотела.
Между нами возникает невыносимо долгая пауза, и мне почти кажется, что Картер уже бросил трубку или уснул. Он дышит ровно. А я задыхаюсь.
– Знаю, – отвечает он спустя целую вечность. – И мне не стоило уходить.
– Ты приедешь на похороны? Не знаю, переживу ли этот день без тебя, Картер…
– Конечно, приеду, – отвечает он решительно. – Вместе мы справимся.
– Хорошо, – шепчу я, обессилев.
Тишина, снова повисшая между нами, не давит, а успокаивает. Раньше мы с Картером могли молчать часами, и ничего странного в этом не было. По-моему, именно так и узнаешь настоящих друзей. Молчать приятно только с подходящими людьми.
– Знаешь, что прямо сейчас лежит у меня на тумбочке? – прерывает он мой бесконечный поток сознания.
– Что?
– Первый экземпляр моей книги. Три дня назад забрал в издательстве.
Снова раздается шорох – похоже, он достает книгу с прикроватной тумбочки.
– Это… вау. Я так за тебя рада. Наверное, классное чувство?
Я меланхолично разглядываю стол напротив кровати и бешусь оттого, что не могу быть с ним.
– Я всегда представлял тебя рядом, когда она впервые окажется у меня в руках. Почему-то я до сих пор не осознал, что произошло. В смысле, что я реально написал ее.
– Я горжусь тобой. Мне тоже хотелось быть рядом. А когда выйдет книга, заходить во все книжные города и хвастаться, что автор – мой лучший друг.
– Это все еще так?
От вопроса у меня пересыхает в горле.
– Я все еще твой лучший друг?
– Ты это всерьез спрашиваешь? Так было и будет всегда.
Мне больно, что из-за меня он так не уверен в себе, потому что разум решил быть умнее сердца. На самом деле без сердца толку от головы никакой нет.
– Боже, я бы все сейчас отдал, чтобы почувствовать тебя рядом, Скай…
От хрипотцы его томного голоса у меня по спине бегут мурашки. Фото, где мы вдвоем, усиливает это ощущение.
– Ты можешь меня почувствовать, если хорошо сконцентрируешься. Я кладу ладонь тебе на грудь. На сердце.
Пальцами я пробираюсь к собственной груди. К сердцу. Я чувствую под кожей учащенные удары и представляю, что это он касается меня рукой. Что наши сердца бьются в унисон.
– Ты чувствуешь? – тихо спрашиваю я.
– Да, чувствую.
– Я люблю тебя, Картер. И я хочу, чтобы ты вернулся домой. Твой дом здесь, со мной.
Наконец-то я произношу то, что должна была сказать еще несколько недель назад в общежитии. Наконец-то я снова даю слово сердцу. Возможно, впервые после несчастного случая.
– Так было всегда. Я забронирую ближайший рейс, Скай. Я буду рядом, слышишь? Не только на похоронах, я всегда буду рядом.
33 Картер
Без Скай я бы не вынес последние три часа. Сказать, что я стойко держался на похоронах Хизер, значит, нагло соврать. Я ревел, как ребенок, пока Чарльз произносил речь в честь жены. На протяжении всей церемонии Скай не отходила от меня ни на шаг. Она прижималась ко мне, и мы друг друга поддерживали.
После звонка Скай я моментально собрал вещи и нашел рейс из Лондона. На следующее утро Меган отвезла меня в аэропорт и чуть ли не силой затолкала в самолет. Похоже, давно пора было уезжать.
Похороны прошли замечательно, но детские слезы меня добили. Хизер покинула не только меня и Скай, но и других детей, которые жили у них с Чарльзом. Самой младшей всего три, и она пока понятия не имеет, что такое смерть. Она все спрашивала, уложит ли Хизер ее в постель сегодня. И это просто разбивало мне сердце в хлам. Маленькая девочка с белокурыми локонами и черным бантом в волосах напомнила мне не только Скай, но и мою собственную боль из детства. Хоть мы едва были знакомы, она доверчиво прижалась к моей груди, как утопающая, чем покорила мое сердце.
После заключительной речи пастора все собрались в старой пристройке за домом. Принесли торт, кофе, повсюду стояли фотографии Хизер, Чарльза и детей. Где-то на половине снимков – я и Скай.
– Все нормально? – интересуется Скай, вернувшись из уборной.
Она выглядит восхитительно. На ней черное платье без рукавов до колен с высоким воротником. Оно прекрасно сочетается с черной розой в золотистых волосах.
– Вроде да, – растерянно отвечаю я.
В детстве я часто здесь играл, но теперь это место кажется мне чужим. Периодически кто-то подходит и наполняет бокалы. Я отказываюсь от шампанского и пью воду.
– Помнишь, как ты свалился оттуда, когда мы играли в прятки, и тебя крыса напугала?
Скай слегка толкает меня и указывает на второй ярус пристройки, куда можно забраться только по старой шаткой деревянной лестнице.
– Я не свалился, а спрыгнул, несмотря на страх высоты. Храбрый поступок, – защищаюсь я.
– Повезло тебе, что ничего не сломал.
К нам подходит Чарльз. На нем черная рубашка и костюмные брюки. По красным глазам ясно, что он всю неделю плакал, но сегодня он держится как воин. Ради детей, я уверен.
– У меня стальные кости. – Я пожимаю плечами и язвительно ухмыляюсь.
Какое-то время мы просто смотрим друг на друга, но, когда Чарльз обнимает меня, сердце снова разрывается. Я утыкаюсь лицом ему в плечо и рыдаю, что, должно быть, выглядит крайне глупо, учитывая разницу
