Он обвивает руками мою талию, прижимает лицо к моей лопатке. Его сердцебиение отдаётся в моём позвоночнике. Какое странное ощущение — чувствовать чужой пульс на своей коже. Напряжение в моих мышца ослабевает, пока он держится за меня. Я даже не осознавала, насколько устала. Усталость накатывает тупой волной.
Мы просто полежим здесь немного. Пока не буду уверена, что Генри не проснётся.
Несколько минут отдыха, а потом мы…
Мы…
— Мамочка. — Теперь его голос звучит намного старше. Он обретает глубину, слегка подталкивает меня, отправляя прямо в сон.
Течения тянут мою кожу…
…размягчая плоть, пока она не соскользнёт с костей…
…трепещут в воде, как водоросли…
…чувствую лёгкое подёргивание приливов так долго…
…не могу двигаться…
…что-то прижимает меня…
…тончайшая сетка давит на мои руки…
…на спину…
…даже на череп…
…в ловушке…
…проволока врезается в кожу…
…клеймит моё тело ромбами…
…кусочки кожи проталкиваются наружу…
…кормлю рыб своей плотью…
ТРИ
Я вырываюсь из сна. На мгновение не понимаю, где нахожусь. Кажется, будто я на реке. Нет, не на ней — под ней, в ловушке под чёрной поверхностью. Сон об утоплении застревает в глубине сознания, цепляясь за него.
В комнате висит дымка. Мой взгляд падает на медузу, свободно парящую в воздухе. Она прямо здесь, опускается к полу, щупальца переливаются розовым и фиолетовым.
Подождите, это не медуза. Это вывеска. Неоновая рука в окне. Мальчик, должно быть, включил её, пока мы спали…
Но я же выдернула шнур, разве нет?
Почему здесь так жарко? Кажется, термостат выкручен на максимум. Я вся в поту, простыня прилипла к коже, и я пытаюсь сбросить её, ткань отлипает от ног с липким звуком.
Чёрт, чёрт. Сколько я проспала?
На улице ещё темно. Мотыльки бьются об стекло с другой стороны окна, отчаянно пытаясь добраться до неоновой руки. Слышу, как их крылья мягко стучат по стеклу.
Генри крепко спит, челюсть расслаблена. Ещё не поздно. Мы ещё можем сбежать. Мне просто нужно оторвать мальчика от него и выбраться из кровати. Я провожу рукой по простыне и…
Мальчика нет.
Кровать мокрая там, где он должен быть, промокла насквозь. Чувствую едкий запах. Он описался?
Куда он делся?
— Скайлер? — шепчу я, надеясь не разбудить Генри.
Где он прячется?
Я запускаю руку глубже под простыню, ощупываю матрас вслепую. — Скайлер…
Мои пальцы натыкаются на что-то влажное.
Кусок ткани. Он холодный, тонкий. Но текстура не та. Это не хлопок. Скорее… резина? Мягкий пластик?
Я зажимаю его и вытаскиваю из-под простыни. Поднимаю. Он почти прозрачный, неоновая вывеска просвечивает сквозь него. Различаю форму крошечных пальцев.
Это какая-то… тонкая перчатка?
Откуда она взялась?
— Генри…
Он не шевелится, спит как убитый. Я трясу его за плечи, но он не просыпается. Поднимаю его в сидячее положение. Его голова безвольно болтается.
— Генри!
Его глаза распахиваются, и он сразу смотрит в центр кровати. На мокрое пятно, где должен быть мальчик.
— Где Скайлер?
— Его здесь нет.
Генри выскакивает из кровати. — Скайлер? — Он включает свет в ванной. — Скайлер!?
Пусто.
Он направляется к шкафу, заглядывает внутрь.
— Скайлер?
Я заглядываю под кровать, просто чтобы убедиться.
— Скайлер?
Только пыль. Он исчез. Куда он мог деться?
— А другие комнаты?
Другие комнаты. Генри уже мчится к двери, не дожидаясь ответа. Он прорывается через бисерную занавеску, нитки шлёпаются о стены.
— Скайлер! — Генри кричит в ночь.
Я следую за ним. Прохладный воздух ударяет по коже. Намного прохладнее, чем в комнате.
— Скайлер!
Шоссе всё ещё живо, хотя в этот час машин меньше. Одна мысль о том, что мальчик мог выйти на дорогу, бросает меня в дрожь.
Он не мог уйти далеко, говорю я себе, но не уверена, что верю в
