пристреливали. Команда… ракета… я только из траншеи поднялся, и одна пуля попадает мне в каску, на мое счастье трассирующая. Искры разлетелись во все стороны, оболочка там тоненькая, а полость заполнена белым фосфором. Первый раз в жизни я надел каску, и она меня спасла. Была бы любая другая пуля, и все. У нас заполнялась лента так: трассирующая, одна-две бронебойных, пара обычных.
На Висле мы 6 месяцев в обороне стояли, мы на одном берегу, а немцы на другом. В августе теплый такой день был, тишина, только птички поют. Я в тени деревянного дома уснул, недалеко от дома мы выкопали свежий блиндаж. Невдалеке снаряд разорвался, потом еще один. Из блиндажа мне кричат: «Комполка вызывает!» Я поднимаюсь и прыгаю в траншею, и в этот момент снаряд попадает в кровать, на которой я лежал.
Когда я получил ранение в голову, по мне персонально вела огонь немецкая самоходка. Это было на Днепре, на Лоевском плацдарме. Я носил кубанку, даже когда было положено надевать каску, и он, видно, заметил, что офицер. Он сначала несколько раз стрельнул в меня, пока я перебегал по окопам, а потом засек место, куда я спрятался, тишина, он даже двигатель заглушил, метров 100 до него было. Немцы извели на меня впустую три снаряда. Почему экипаж не стрелял из пулемета? Не знаю… Я решил посмотреть, голову поднял, дульный тормоз такой здоровенный, я только голову в окоп спрятал, и по брустверу удар… Все, что запомнил: словно по спине колесо проехало… Когда очнулся, солдаты тащат меня в плащ-палатке. Щупаю руками, голова на месте, а глаза не могу открыть – лицо запеклось кровью.
В Берлинской операции, когда наши прорвали оборону на Зееловских высотах, задача нашего корпуса была окружить Берлин с севера и продвинуться в сторону Эльбы, чтобы не допустить подхода американцев. Когда прошли в прорыв, то был участок, где дорога простреливалась артиллерией, издалека. Одно орудие периодически вело огонь, мы рассредоточились и в конном строю, по одному, по два, галопом пролетали это место. Снаряд ударит, и сразу группа пролетает, пока они перезаряжают. Тачанки прошли, остались повозки. Я за сутки измотался, верхом устал ехать и сел вместе с ездовым на обычную повозку пароконную. Пролетели мы это место, я с повозки спрыгнул и стал ждать остальных. Коновод мой с лошадьми проскочил, и вдруг сзади меня взрыв страшный, я оглянулся, повозка отъехала от меня метров на двадцать, и снаряд попал как раз в ездового. Повозку и ездового разорвало, кони в клочья. Несколько секунд, и все…
Перед началом боя чувствовалось напряжение и страх, а когда ввяжешься, то все спокойно, никакого волнения. Через некоторое время, когда закончится бой, нужно снимать стресс. Кружка спирта помогает. Но не в бою или перед боем. Может, и остался жив, потому что сам не употреблял и своим запрещал. Много было случаев, когда по пьянке погибали. Выпил – море ведь по колено.
Были у нас и отдушины, неделя-две боев, растеряем людей, растеряем коней, и нас выводят на формирование. Выводят нас в тыл за 30–50 километров, там уже спокойнее, артисты приезжали, давали концерты, смотрели фильмы. Как и сейчас, только разница в том, что иногда во время концерта налетит какой-нибудь бомбардировщик… Несколько раз видел и слышал Русланову Лидию Андреевну. После гибели генерала Доватора командиром корпуса стал генерал Крюков, муж Руслановой, и она очень часто с ансамблем 2-го кавкорпуса выступала.
– Вы были суеверный, верили в Бога?
– Моя бабушка жила в Сызрани, а там церковь была на базаре, она и сейчас цела. И всю войну она ходила каждый день в церковь и молилась за меня. Тут хочешь верь, хочешь не верь.
– Самый тяжелый момент?
– Война вся тяжелая… Но самое тяжелое было смотреть на плачущих лошадей… До сих пор… не могу без слез вспоминать…
– Клинки с собой возили?
– Клинок всегда был при кавалеристе – он был приторочен к седлу.
– В пулеметном взводе бывало такое в бою, чтобы «максимы» стреляли с тачанок?
– С тачанок из пулеметов не стреляли. Это показывали только в фильме о Чапаеве. В кавалерии во время Великой Отечественной пулеметы на тачанках только перевозили.
– Пэтээровцы по каким целям работали? Какие были ружья?
– По технике. Во взводе было четыре ружья системы Дегтярева.
– Как поступали с ранеными лошадьми?
– Легкораненых отправляли в ветлазарет. Их там подлечивали, и если лошадь годилась для службы, то присылали обратно, а если нет, хромала, например, то был приказ, таких лошадей отправляли в народное хозяйство. Все же было разрушено, вот и отправляли назад.
– За войну под вами сколько сменилось лошадей?
– Ранило меня подо Ржевом, я в госпиталь – конь остался. На Днепре меня ранило – конь остался.
– Какие породы лошадей у вас были, они поставлялись с конезаводов?
– Нет, из колхозов, совхозов, со всей страны. Когда стояли на Висле, нам привезли монголок. Маленькие, низенькие, крепкие, причем особенность была: если нашей лошади что-то не нравится, то она бьет задними ногами, а монголка кидается, кусает и бьет передними ногами. И такая неприхотливая скотина! В лесу встанешь, так она обгложет елку или сосну, снега поест, можно и воды не давать. Еще плохо, что они табунные были, когда налетает самолет, даешь команду рассредоточиться, а они все за тобой бегут, как ее ни тяни, они стараются вместе быть, трудно разорвать этот табун.
– У вас в эскадроне были случаи, когда из-за неправильного ухода лошадь выходила из строя?
– Это бывает, когда разгоряченного коня попоить холодной водой. Вот совершаем многокилометровый марш, ни в коем случае нельзя его сразу поить, во время марша можно и нужно попоить. Когда остановились, можно дать сена, а поить нужно только часа через два.
– Трофейных лошадей брали?
– Некоторые солдаты брали трофейных, красивые такие, но один-два перехода сделали, она ноги растопырила, и все, вовремя зерна не дашь ей, тоже встанет, и все. А монголка семенит 50 километров сегодня, 50 завтра, и ничего. Сутки ее не покормишь, все равно пойдет. Только если боец долговязый попадется, то почти задевает землю ногами.
– Атаки в конном строю были?
– Только один раз за войну, на Днепре, на Лоевском плацдарме. Мы уже углубились в тыл к немцам, а потом услышали, как слева сзади немецкая артиллерия ведет огонь, я был командиром взвода, командир эскадрона принял решение – в атаку. Мы выехали на опушку леса, на противоположном конце поля стояли немецкие орудия. Мы рассредоточились, молча пошли в атаку, без разведки, а перед нами был пологий овраг,
