нам, прикасаясь ко лбу. Женщина отвечает поклоном. Дравик улыбается. А я наблюдаю. Чем бы ни было это заведение, церковь несомненно одобряет его.
Мы входим в комнату, откуда только что вышел священник.
Это не столько комната, сколько грот, в котором царит неприятный холод. Глухо ворчат вентиляторы, штабеля металлических контейнеров размером с вагон подвесной дороги высятся от пола до потолка – грот заполнен ими. Узкий проход вьется между штабелями, туда-сюда снуют люди в медицинских робах, с виз-планшетами. Они переговариваются вполголоса, совещаются друг с другом, открывают и закрывают контейнеры, проверяя их содержимое. Свет выхватывает в одном контейнере пятно кожи – что-то длинное, морозно поблескивающее. Конечности.
Мои ноги прирастают к полу.
– На этой неделе у вас, похоже, наплыв, – дружелюбным тоном замечает принц. Женщина терпеливо улыбается.
– Да, вспышки насилия во время турниров для нас всегда становятся сезонной напастью. А уж во время Кубка Сверхновой дело обстоит хуже некуда – сифилис, отравления алкоголем, передозы пыли, раны в уличных драках… Видимо, Нижний район с легкостью поддается своим порокам.
От сказанного во мне вскипает кровь. Я делаю шаг вперед, и рука Дравика упирается мне в грудь.
– Для перевозки их уже пометили? – спрашивает он с такой широкой улыбкой, что его глаза становятся щелками.
– Как раз помечаем несколько последних партий, – женщина настороженно поглядывает на меня, – и они будут готовы к погрузке.
У меня ум заходит за разум: здесь наверняка тысячи трупов. Тысячи, причем все из Нижнего района, и их куда-то вывозят. Их не сожгли, как полагается, не сожгли из уважения, как нам говорят. Открывается еще один контейнер – в нем торсы все без голов все без голов все без голов, – и я больше не могу дышать. Урны в погребальных башнях, урны, к которым люди приходят, чтобы навестить дорогих близких… Женщина указывает на контейнер, который помечает лазерным лучом дрон: два герба Домов, яркие, кричащие цвета. Один оранжево-серый с двухголовой вороной, другой – фиолетово-золотой дракон, который не спутаешь ни с чем. Вестриани и… Рессинимусы.
Дравик не сводит глаз с женщины.
– Правильно ли я понимаю, что эти контейнеры предназначены для королевского сада?
– Да. В будние дни мы отправляем грузы для садов других Домов, но суббота – день королевской отгрузки. – Она выдерживает тщательно отмеренную паузу. – Разумеется, они прошли санобработку.
– Разумеется, – со смешком соглашается Дравик.
Я впиваюсь ногтями в рукав Дравика. Зеленые лужайки вокруг каждого особняка благородных, прекрасные цветы, высокие тюльпанные деревья, которыми я восхищалась, трава на банкете под моими босыми ногами. Под золочеными ногами благородных люди. Их не сжигают. Их используют. Урна матери… Значит, мать…
– Эй! Кто впустил сюда этих крыс?
Вслед за надменным пронзительным голосом появляется знакомый человек – ультрафиолетовое свечение венца на лбу, волосы как пламя, мгновенно вспыхнувшее у меня внутри. Ольрик. Он ничуть не изменился с того банкета, на котором чуть не задушил меня. Челюсть у него по-прежнему каменная, а мускулы наездника еще заметнее под расшитым драгоценными камнями спортивным комбинезоном.
– Приношу искренние извинения за вторжение, сэр Ольрик, – кланяется ему Дравик. – Но моей наезднице не терпелось увидеться с вами перед завтрашним поединком.
Я – предлог, чтобы быть здесь. Ольрик глядит на меня и хмурит огненные брови, я смотрю на него, прищурив ледяные глаза.
– Это еще зачем? – спрашивает он своим трубным голосом.
– О, даже не знаю, – сквозь зубы отвечаю я, – но вкус победы не так сладок, если не увидеть сначала лица проигравшего.
Дрожь, пробежавшая по его лицу, – как реакция на укус. Мое чутье настойчиво призывает не сводить с него глаз – стоит мне отвести их, и он нанесет удар. Это дело рук его семьи, это она всем руководит. Его семья отдала тело моей матери благородным, чтобы те пустили его на удобрение.
Со смехом, который не отражается в его глазах, Ольрик тычет большими пальцами в сторону контейнеров.
– Победы? Такие ублюдки, как ты, не побеждают. Ты проиграешь. Истечешь кровью. Сгниешь. Когда завтра я убью тебя в поединке – не рассчитав, ударю слишком сильно, – вот куда я тебя засуну. Снесу копьем тебе голову и отправлю ее в симпатичный маленький контейнер.
У женщины, стоящей рядом с ним, на лице тревога. Я почти протыкаю ногтями ткань рукава Дравика. Улыбка принца вдруг становится шире.
– Похоже, мы злоупотребили гостеприимством, сэр Ольрик. Не будем больше отвлекать вас, хорошего дня.
Ольрик делает рывок быстрее, чем мы успеваем сдвинуться с места, его выброшенная вперед рука вольфрамовыми тисками сжимается на моем предплечье, от ладони исходит жар, а мое тело леденеет, как на банкете, в шею возвращается боль: он способен раздавить меня, сломать мне руку так же легко, как сделать вдох. Пальцы Дравика на набалдашнике трости еле заметно сжимаются, но Ольрик дергает меня вперед, и у меня не остается выбора.
Вперед.
Пошатнувшись, я делаю шаг, напряженная и непреклонная. От Ольрика смердит трупами. Я застываю, не дрогнув, – никто из них не достоин видеть мой страх. Ольрик сдергивает колпачок с ультрафиолетового маркера и размашисто проводит им по моей руке – оставляет роспись. Метку. Клеймо на куске мяса. Он ухмыляется.
– Мой автограф. Забыл дать его тебе в прошлый раз.
Только после этого он позволяет мне вырваться. Дравик поддерживает и направляет меня, приложив ладонь к спине. Коридор оглашает эхо моих шагов, дверь в трупный грот закрывается за нами. Я отчаянно пытаюсь стереть ультрафиолетовую надпись рукавом, но она не поддается.
– Урны в погребальных башнях… – вырывается у меня.
– Наполнены золой от трупов животных, – тихо отзывается принц.
Я оказалась права, но эта правота опустошает.
– Сколько людей знают об этом?
– Лишь немногие: главы Дома Вестриани, их служащие, которых держат на коротком поводке, старшие садовники каждого Дома, архиепископы. И Отец, конечно.
Его отец – король. Желтеющая трава, чахнущие деревья в Лунной Вершине, на которые я обращаю внимание каждый день… Дравик отказался от удобрений. Вот почему его сад умирает.
– А фермы Центрального района, парки…
– Центральный район на самообеспечении. Контейнеры предназначены только для садов благородных.
Я вдыхаю уголь, выдыхаю пламя.
– У них не было голов.
Дравик безрадостно улыбается:
– Любопытно, правда? Это единственные контейнеры, которые мне так и не удалось отследить, – они старательно удаляют все упоминания о перевозке именно этих частей тела.
– Что делают с головами?
– По самому вероятному предположению, увозят куда-то под искусственный океан.
– Зачем?
Принц открывает дверь навстречу бледному солнечному свету и витающему в воздухе запаху гари. В моей памяти всплывают нелепые слухи у Бордо о том, что король будто бы скармливает уличных беспризорников чудовищу,
