существует зал ожидания.
Смерть поднялась, взяла меня за руку, и мы вошли в соседний зал. Он и правда походил на зал ожидания на каком-нибудь вокзале. Унылые, тёмные скамьи, тусклый свет. И везде я видел умерших. Полупрозрачный Конрад сидел у двери и спал, опустив подбородок на грудь. Он не шевелился. Те, кто сидел подальше, посерели от пыли, как отслужившая своё мебель на чердаке.
— На самом деле ничего хорошего в этом нет, — стала оправдываться Смерть. — Было бы гораздо лучше, если бы они отправлялись дальше сразу, без задержки.
И она указала на высокую дверь. Ту, за которой ждали настоящие покой и вечность.
— Можно мне посмотреть?
— Нет! — Голос Смерти вдруг стал строгим.
Мы пошли через зал. Пыль поскрипывала под ногами, как снег. Помолчав, Смерть продолжила:
— В зале ожидания сидят те, кто хочет вернуться на землю ещё один — последний — раз. Чтобы взглянуть на правнука или правнучку, узнать, счастливы ли они. Их-то и можно при желании назвать привидениями.
— Кстати, я знаю, кто ты. Я знаю всё. И спросила просто из вежливости.
Смерть остановилась перед старушкой, почти белой от проведённых здесь лет. Старушка сидела не шевелясь. Она вообще дышит?
— Знаешь, кто это?
Я помотал головой.
— Это бабушка твоего дедушки. Ей очень хотелось подождать. Но скоро придёт время разбудить её!
— Она ночью появится?
— Да, они всегда приходят в третье воскресенье адвента. Неподготовленному человеку может сделаться не по себе. Там, внизу, на неё нападёт немота; возможно, ей захочется погладить тебя по щеке. Но теперь ты всё знаешь…
Старушка вдруг улыбнулась во сне.
— Ей снится сон, — сказала Смерть. — Малыш и кошка. И она счастлива.
А потом я вернулся на землю. В клинику, в палату Конрада, на край кровати, застеленной свежим бельём. В руках я держал рождественскую звезду. Здесь времени прошло всего ничего.
В палату вбегали медсёстры — да, я же нажал тревожную кнопку. Мама схватила меня в охапку и потянула в сторону.
— Конраду теперь хорошо, — сказал я медсестре, и она ответила мне, как маленькому:
— Конечно, котик, конечно… Ох, не надо тебе на такое смотреть!
Мама обняла меня.
Я не боялся, честное слово. Ни капли не боялся.
И тихо заплакал.
Конрада уложили на кровати. Пришёл врач, осмотрел его и покачал головой.
— Конрад уже не с нами, — сказал я.
— Да, это верно. — И врач снова покачал головой.
Я взобрался на подоконник, повесил рождественскую звезду. И включил её. Теперь звёзды светились во всех окнах.
В больнице мне заплатили ещё немножко, и денег на подарки набралось столько, что я смог купить младшему брату лего.
В третье воскресенье адвента брат прибежал ко мне и зашептал:
— Тсс! Я тебе покажу твой подарок, только это секрет, никому не говори.
Брат, чуть не лопаясь от радости, продемонстрировал мне два посудных ёршика, воткнутых в коробку из-под яиц. Повсюду виднелись пятна синей краски.
Брат сказал, что это луноход. Или лунокот. Он всегда дарил мне на Рождество что-нибудь заковыристое — я даже не мог сообразить, с какой стороны браться за его подарки.
Но от мамы с папой я ждал чего-нибудь поинтереснее…
Ночью меня разбудил тихий звук. Мне показалось, что у моей кровати стоит старушка — полупрозрачная, почти белая. Привидение! Я не умер и не потерял сознание. И даже не испугался.
Старушка тихо простонала — так ей хотелось заговорить. Она всхлипнула и протянула руку, чтобы коснуться меня.
Я сказал:
— Ты бабушка моего дедушки, да? Я живу счастливо, у меня всё хорошо. Подарки на Рождество будут замечательные, это точно!
Старушка улыбнулась. И растаяла как дым.
Пряничка
Мама, папа и двое детей пекли пряники к Рождеству.
— Сделаем сегодня всего парочку, на пробу, — предложила мама.
— Тесто какое вкусное, — сказал мальчик. — А давайте испечём большие пряники? Вот такие!
— Я сделаю пряничного ребёночка, — решила девочка.
Папа тяжело сел на стул.
— Что-то я устал… Только бы нам не свалиться с гриппом. За три дня до Рождества…
Мама вынула из духовки пряничную девочку, кругленькую пряничную тётушку и дядюшку в высокой шляпе. Они вышли гораздо крупнее обычных пряников — в них вложили много любви. Ещё на противне оказались два маленьких круглых пряничка, и дети их сразу съели.
— Вкуснота! Рождество в этом году будет весёлое — лучше не бывало. Правда ведь? Самое весёлое Рождество в мире!
Мама села и потёрла рукой лоб.
— Я тоже ужасно устала…
Потом мама, папа и двое детей легли спать. Был канун сочельника, четвёртое воскресенье адвента. Ночью у всех четверых поднялась температура, они стали кашлять, чихать… У всей семьи начался самый настоящий грипп. Грипп, из-за которого приходится по три дня лежать пластом в кровати. И из всех дел хорошо удаётся только чихать и сморкаться.
Когда в доме погас свет, пряничная девочка подняла голову и сказала:
— Рождество! Рождество — лучшее, что есть на свете!
Матушка Прянишна тоже пробудилась и обвела кухню сонным взглядом.
— Господи боже! А уборки-то сколько! Видно, хозяева просто взяли да ушли, даже посуду не помыли.
Папаша Пряник медленно поднялся, хрустя пряничными косточками.
— Стало быть, снова Рождество. Для человека почтенных лет время весьма утомительное.
Но девочка Пряничка запрыгала и воскликнула:
— Рож-де-ство! Я так люблю, когда Рождество!
Папаша Пряник огляделся, соскочил со стола на стул, со стула на табуреточку, а с табуреточки слез на пол. У него отлично получалось прыгать и лазать. Папаша Пряник отправился прогуляться по квартире.
Вернувшись, он покачал головой и мрачно сказал:
— Не будет в этом году Рождества. Они болеют, все четверо. Жар такой, что я потрогал им лбы и обжёгся.
— Нет, обязательно надо, чтобы Рождество! — заспорила Пряничка. — Я же его так люблю…
Папаша Пряник покачал головой.
— У них ничего не готово. В доме не убрано, ни ёлки, ни украшений, ни подарков. Эх!
— Совсем ничего? — спросила Пряничка.
— Хозяева принесли из кладовки ящик с ёлочными игрушками и украшениями, но на этом всё.
— О-хо-хо, — сказала Матушка Прянишна. — Значит, мы должны что-нибудь придумать.
