хитрости.
— Ты чего творишь, дочка? — оглянулась на неё Кирияна.
Сговорить Кирияну было проще простого. Имея мягкий характер, она неспособна была принуждать и обуздывать, но главное, пуще всех она любила Миру. Иногда отец ворчал на живущих в усадьбе, что излишняя свобода поступать своевольно и склонность лестно думать о себе — это зло, которое не принесет девице ничего хорошего, а уж тем более княжеской дочери. Но сам баловал и дозволял не меньше остальных. Поэтому она не боялась гнева отца, если её поймают.
— Я спрячусь за твоими юбками, а когда уходить будешь останусь в зале и разговор подслушаю, — призналась Мира.
— Да к чему это? Сказал же князь Блуд: не положено тебе.
— А вдруг они меня замуж выдать сговорятся без моего согласья.
— Быть не может. Богдана кондратий хватит за столом от новости такой.
— А ежели опять с кем воевать?
— А это зачем скрывать? Да и тихо у нас в миру.
— Ну, Кирия-я-на-а, — протянула Мира свой последний аргумент. — Если что, скажешь, мол, старая и не заметила.
— Ух, ты негодница! Не такая я старая. А ну, не путайся под ногами! Тяжело держать, — деланно возмущённо вскричала Кирияна.
Идёт Кирияна по коридору, а Мира за ней хвостом:
— Ты главное пирог со стороны Богдана поставь. Он меня не выдаст.
— Хоть шикай, хоть не шикай не отгонишь эту вошь, — пробормотала Кирияна, бедром открывая дверь в малую залу.
Мира прижалась к спине поварихи и последовала за ней, скрываясь. Мира тихо усмехнулась, когда Кирияна взяла чуть влево, чтобы не увидали за столом, кого скрывает позади себя. Хоть и противилась, но заслоняет. И верно, Мира угадала, что за столом Василёк сядет подле обожаемого дядьки, а Богдан расположится против них один. Кирияна наклонилась, а Мира быстро опустилась к полу и юркнула под стол.
— Князь Блуд, рыбный пирог ваш любимый, — не без гордости заметила Кирияна.
— Спасибо, мать. И уж прости за прибавления заботы.
— Пустое, — Мире даже показалось, что видит, как та рукой махнула: — Ешьте от души! — и вскоре вышла, а мужчины продолжили свой разговор.
— Ну, давай, рассказывай уже с каким ты делом к нам явился, — велел князь Златан.
— С семейным, — кратко бросил Блуд. — Я, как ты видишь, уже сам выехал с дружиной. Да по дороге передумал, брат. Не сам вопрос решать, а способ. Если мне откажет, я ж его прибью! — он стукнул по столу, что Мира вздрогнула.
— Ты о ком?
Блуд за столом тяжело вздохнул:
— О Щукаре. Ну, ты его видал. Он в Новый град ездил с нашими мечами на продажу. У его семьи там обитается родня. Сам останавливался у его родни не раз, — он немного помолчал: — А тут, в начале лета он мне передал, что не вернётся. И у меня претензий не было к нему. Но оказалось, что моя Маруся с ним имела отношенья. Да будь я клят от Перуна, что обречёт меня погибнуть от собственного меча, если бы я мог предположить, что всё настолько далеко зашло. Маруся на сносях! Я человечка отправил в город с требованием воротить Щукаря. Его он не нашёл, а родня евойная мне говорит, не знают сами, где он.
— Дети — это наша радость, — заметил Звенко.
— Оно понятно, брат, но я-то князь и у меня ещё пять младших дочерей. Как я могу такое отношенье к дочери простить старшой?
Тут уже вздохнул её отец:
— Никак.
— И вот, прошу тебя, съезди за меня. Ты добрый и убеждать умеешь словом, а не силой. Себя боюсь. Если посмеет мне перечить — прибью мальца. А мне Маруська пригрозила — не простит.
— Отец, пошли меня! — не дожидаясь ответа от отца влез Василёк. — Дядька, я прекрасно знаю Щукаря. Он хороший парень.
— Хм, если желанием горишь, то я не против. Поезжай! Что скажешь, Звенко?
— Ну, я смотрю вы уже сами порешали.
— Эх, не дали боги сына мне, лишь девок наплодил, — вздохнул тут Блуд. — Одни проблемы с ними.
На этой фразе Мира скрипнула зубами. Когда тема разговора за столом переместилась на приближающийся сбор урожая, от сгорбленного положения у Миры окончательно затекли ноги и шея. Она тихонько сменила позу. К тому времени, когда её родня принялась обсуждать варианты разработки новых мест на болотах для добычи железа, она уже улеглась на живот, мечтая быстрее выбраться из-под стола. Ну, кто бы мог подумать, что подслушивать так скучно. И сама не заметила, как уснула, вполне объяснимо учитывая, что она сегодня встала до рассвета.
Проснулась от того, что её тело вроде потянули. Она вздрогнула, резко распахнула глаза и села, врезалась лбом, упала обратно, ударилась головой и схватившись за пострадавшую часть тела, сквозь слёзы осознавая, где она. Рядом кто-то тихо хихикнул:
— Ты что творишь, дурная? Так убьёшься.
— Богдан? — и в этот миг, другая боль вдруг озарила тело не привыкшее спать на полу, ломило то ли кости, то ли мышцы. Постанывая, она выползла из своего укрытия: — А где отец и остальные?
— Провожают Блуда.
— Что решили?
— Завтра поутру мы с Василём поедем в город.
Она зевнула, по привычке не прикрывая рта. Затем смутилась, что свидетелем стал Богдан. Почувствовала себя глупо. Хотя куда глупее быть, если умудрилась под столом заснуть? Вообще, с каких времён её стал смущать Богдан? С тех пор, как захотелось нравиться ему?
Она встала, не без помощи Богдана:
— Ты только возвращайся, — заметила она и старухой похромала к выходу, хватаясь за бока: — Пойду немного отдохну от сна.
Она была так занята собой, что не видала, как Богдан проводил её взглядом умиленья, которым с улыбкой на губах обычно смотрят на котёнка.
К городу они подъехали во второй половине дня, направляя коней тихой рысью. Дорога заняла дня полтора.
— Тпру! — Василёк притормозил коня белой масти на холме.
К нему присоединился Богдан, восседая на гнедом. Эти двое представляли собой разительный контраст, как ночь и день, как тьма и свет. Светлый Василёк с копной волос цвета спелой пшеницы, чей взор, на город обращённый, был полон внутренних волнений, что в этот раз, казалось, выплеснутся через край. Все чувства без проблем читались на его лице. Он восхищенья скрыть не мог:
— Новый град по-настоящему велик! — воскликнул Василёк.
На фоне Василька Богдан смотрелся хмурой тенью. Эмоций на его лице увидеть можно не больше, чем на мордочке кота, что недоволен человеком. И как с котом, в компании с Богданом легко почувствовать себя глупцом. И точно,
