град не радовал его, восторга друга он не разделял.
— Ни один Звенигород с ним не сравнится! Скажи, Богдан?
— Всё так.
Василёк недовольство друга, кажись, не замечал и продолжал озвучивать все мысли вслух:
— Я слышал, здесь князь Всеволод владычит. Всё чаще люди говорят, что он Великий. Дядька Блуд постоянно ходит с ним в походы. Мне даже за отца слегка обидно, что не он его сподвижник.
Богдан молчал, ему не впервые доводилось это слышать.
— Я вот подумал, а не вступить ли нам в его дружину? Мы оба славные с тобой бойцы. Мы молоды и с лёгкостью заслужим воинскую славу.
— Остынь, Василь, — Богдан поуспокоил пыл несущихся в даль планов. — Сегодня мы здесь по делам.
— Чёрт! Ты, как всегда, прав, — поморщился Василь, вынужденный согласиться. Затем с прищуром хитрым на Богдана посмотрел: — Порой мне кажется, что под личиной молодого парня по имени Богдан, скрывается старик. Ну, где твои мечтанья, паренек?
Как часто с этими двумя, бывало, Богдан не выдержал и улыбнулся:
— Не кликай чёрта, не к добру.
— Вот! Я же говорю, старик!
— Поехали! — велел Богдан и коня шагом к городу пустил, Василь последовал за ним: — Мои мечты просты. Я жизнь с сестрой твоей прожить хочу.
— О! Это ни для кого не тайна. Как то, что у вас взаимно это. Я даже большее тебе скажу. На днях я разговаривал с отцом, и он сказал, что даст добро. А коль захочешь ты, я буду сватом.
После этих слов чувств радости не смог сдержать Богдан, и улыбнулся шире.
— Но ты обязан и мне помочь, — не унимался Василёк. — Кто знает, может, в Новом граде я девчину повстречаю, предназначенную мне богами.
— Поэтому и вырядился, как петух? — усмехнулся Богдан.
Чуть заалели щеки Василька. На нём надета ближе к телу была рубаха из тонкого шёлка, поверх неё лазоревая свита, сине-голубая, она приятно оттеняла цвет его красивых глаз. Алые портки, блестевшие атласом, в тон них из телячьей кожи сафьяновые сапоги. Плащ длинный, красный, что укрывал сейчас коня попоной, узором рун защитных вышитый по краю, был перекинут чрез плечо и большой брошью с камнем закреплён. На голове очелье, в сравнение с другой одеждой совсем простое. Василь с облегченьем выдохнул, что всё же не решился покозырять в кафтане новом, со стоячим воротником. Он с ног до головы Богдана оглядел:
— А ты чего оделся, как крестьянин?
И верно, лишь плащ добротный и кожаный сапог, Богдана от названного отличал. Очелья даже не носил, словно не опасался ничего.
— Ну, это ты у нас сын князя, а я всего лишь твой приятель.
Василь почто немного оскорбился:
— И не приятель вовсе ты. Ты — близкий друг, скорее даже названный мой брат!
— Всё так! — выразил согласие Богдан.
За спором легким и за пустою болтовней подъехали они к воротам. Охрана в кожаных доспехах с пристрастием их расспросила, кто и откуда они будут. Затем велели двойную векшу заплатить и могут в город проезжать. До этого в городе они бывали пару раз, и оба раза с дядькой Блудом и его дружиной. Поэтому дом родственника Щукаря пришлось разыскивать по памяти.
Удивительно, но за год город разросся новыми домами, переулками и тупиками. Оружейная улица находилась на окраине. Люд, проживающий на ней, был в основном кузнецами-оружейниками, что и обеспечило её названье. И вроде они на месте были том, где дом стоял родственника Щукаря, но на их пути построен был большущий терем, который вместе с садом, хлевом и прочими строениями, скрытыми за высоченным забором, невозможно было ни обойти и не объехать.
Василёк заметно начал волноваться. Впервые батюшка поручил ему решение семейных дел, а он самое простое — дом найти не мог. Им даже спешится пришлось. Ведя коней под узду, они уж в третий раз тот терем обходили.
— Будто леший по кругу водит, — зло заметил Василёк. — Слушай, как думаешь, в городе водится нечто подобное? Городичий какой-нить.
— Кто его знает, — вздохнул Богдан.
Вот точно! Кто бы знал, сколько им пришлось ходить кругами, если бы ворота не отворились и к ним не вышел молодой мужчина, которого ни капли не смущал расшитый козырной кафтан. На его фоне Василёк выглядел едва простолюдина лучше, а Богдан и вовсе смотрелся нищим.
— Вы потеряли что-то тут? Иль позабыли? — спросил мужчина, грозно глядя. Затем черты его лица разгладились, он их признал: — Василь? Богдан?
— Митроха! — порывисто Василь вскричал: — Ба! В таком наряде я с трудом тебя признал. И бороду, как у отца, ты отрастил! Аж, на десятку лет как будто повзрослел.
Они порывисто обнялись.
— Порою я сам себя не узнаю, — согласился тот, кого Митрофаном нарекли. — Вы, наверное, пытались дом моего отца найти?
— Ага, — подал голос Василёк.
— Ну, заходите! Будете гостями, — он махнул рукой их за ворота приглашая: — Мы старый дом прошлым летом ещё снесли. На его месте отстроили хоромы.
— Хоромы — это верно! Огромный дом в три этажа и по-другому не назвать, — пошутил Василь. — А что случилось? Никак вы скрытый клад нашли?
Митрофан улыбнулся:
— Как посмотреть. Я прошлою весной женился. Мы и отстроились, чтобы всем хватало места.
— Насколько же удачно ты женился? — прищурил глаз Василь.
— Моя жёнка, дочка первого купца в городе. Вандой звать. Да я вас познакомлю.
— И как такое счастие случилось? — не унимался Василек. — Да как отец её согласье дал?
— Не ровня я ей, понимаю. Да отец ейный не смог дочке отказать. Теперь настаивает, чтобы дочь жила так, как привыкла, — он обвел рукою владения свои.
— Да что же это всем так везет?! — воскликнул Василёк. — В кого не плюнь, все любятся и женятся! Богдан вот тоже скоро свататься пойдет.
— Так может, я тебя с подружками своими познакомлю? — подала голос с крыльца милая дивчина в нарядах под стать мужа своего.
Приветили их знатно, на постой пустили сразу. За стол широкий усадили и накормили, как говорится, от живота, словно не желая, чтобы они из-за стола вставали, а следовало им выкатываться колобками.
— Значит, ты сейчас делами заправляешь? — спросил Богдан, не позабыв о деле.
— Ну, вроде как. А вы с каким вопросом? — Митрофан в раз сделался серьёзным и сразу видно, что торговый парень, деловой.
— Нас Блуд послал на розыск Щукаря, — пояснил Василёк.
— А что с ним? Он деньги за продажи с моими людьми Блуду передал.
— Всё так, — согласился Богдан. — Да только тут дело личного характера.
Меж бровей Митрофана залегла складка, обозначая стремительный бег мысли:
— Помню, он