маршрутом 2», расписался, подсунул путевку под панку с планом, дал знак Кавунку, и оба тут же исчезли.
* * *
Колыбенко, то и дело поглядывая на дверь, ожидал командира горноспасательного отряда. За пять лет работы главным инженером он привык к тому, что каждый раз, когда на шахте происходило ЧП, — а они случались, — рядом с ним оказывался Тригунов. Его опыт, знание характера подземных аварий — нередко норовистого, злого, коварного, — профессиональная, горноспасательская прозорливость помогали ему найти выход порой из самого, казалось бы, безнадежного положения.
Тригунов вошел быстро, порывисто, правая рука взлетела к ушанке:
— Прибыл с двумя отделениями оперативного взвода и помощником по медицинской службе.
Хотя Колыбенко и ждал, что Тригунов вот-вот подъедет, тот появился как-то внезапно. Колыбенко встал, шагнул ему навстречу. Он не успел еще промолвить ни слова, но его просяще протянутая рука, удар бедром об угол столешницы, которого он не почувствовал, хруст стекла под каблуками, которого он не услышал, сказали Тригунову многое.
— Ознакомьте с обстановкой, — привычно бросил он, направляясь к длинному — для совещаний — столу. За ним последовали Гришанов, Комлев, командиры отделений Сыченко и Капырин. Репьев развернул оперативный журнал и приготовился записывать.
— Известно следующее…
Колыбенко опустил на план горных работ, которым была накрыта добрая половина стола, полусжатый кулак, а когда поднял его — на чертеже осталось расплывшееся красное пятно. Он вздрогнул от суеверного страха: «Гарный» залит кровью…
— Где-то порезались? Дайте перевяжу, — предложил рядом стоявший Сыченко.
— Стекло, когда план доставал…
Репьев склонился над журналом, и черная, с наклоном вправо вязь из чисел и букв побежала над голубыми линиями.
«1.22.01.6.16. На шахту прибыли отделения тт. Манича (5 чел.), Кавунка (6 чел.)».
«2.22.01.6.17. Командирам отделений тт. Маничу, Кавунку (старший — Манич). Спуститься по людскому стволу на горизонт 1030. Следовать по «Южному» квершлагу на участок «Гарный». Разведать «Восточную» лаву и ее откаточный штрек. Оказать помощь застигнутым в них людям.
Руководитель работ по ликвидации аварий, главный инженер шахты (П. Колыбенко)».
Отложив путевку с пометками Манича, Репьев продолжал:
«3.22.01.6.20. На шахту прибыли командир отряда т. Тригунов, помощник командира отряда по медицинской службе т. Комлев, отделения тт. Сыченко (6 чел.), Капырина (6 чел.), возглавляемые командиром оперативного взвода т. Гришановым».
«4.22.01.6.21. Обстановка на аварийном участке и в шахте».
За какие-нибудь полторы минуты, потребовавшиеся на то, чтобы Гришанов заменил испорченный план другим, а Сыченко наложил повязку, Репьев записал все, что уже следовало записать, и подвинулся ближе к главному инженеру.
…Как-то на одной из аварий — пожар случился — командир отряда оставил Репьева при себе.
— Пименом будете. Помните, кем Пимен работал?
Репьев замялся.
— Ну, ну, — приободрил его Тригунов. — О пушкинском Пимене, летописце говорю. И вас я летописцем назначаю, будете вести журнал горноспасательных работ — оперативный. Важный документ. Весьма! Он — наша память, а помнить надо не мало… Находятся ловкачи, которые свою вину на других перепихнуть хотят. Вот, мол, если бы горноспасатели сделали то-то и то-то, так-то и так-то, гляди, ничего бы и не было. Тут он и кстати, оперативный журнал! Ну, а если зяву схватим… В общем, надо, чтобы в этой летописи нашей каждое слово на месте стояло и имело лишь одно значение, чтобы, как теперь говорить принято, было однозначным. Особенно надо быть внимательным при описании оперативной обстановки: она определяет тактические решения и вынуждает изменять или отвергать их…
Помня это, Репьев старался не пропустить ни одного слова Колыбенко. Как пригодился ему навык, выработанный за годы учебы в техникуме! Его конспекты считались лучшими на курсе. Однокашники ценили их выше самых признанных учебников.
Колыбенко то и дело умолкал, терял мысль, повторялся. Репьев стенографировал все подряд в черновой тетради, чтобы затем, высветлив суть и отжав словесную воду, внести информацию главного инженера в журнал.
— Под «Восточную» лаву в пять двадцать, — Колыбенко придвинул к себе листок, — да, в пять двадцать была направлена партия порожняка. На откаточном заработал сигнал. Аварийный. Метана было больше трех, — склонился над листком, — три с половиной процента, пыли — дышать нечем. Машинист оказался осторожным. Мотор и свет выключать не стал — опасался искры и взрыва. Добежал до первого телефона, позвонил диспетчеру. Думаю, — заторопился Колыбенко, — произошел выброс угля и газа, его очаг — в «Восточной» лаве…
Перечислив затем работавших на восточном крыле и указав места, на которых работали и где, видимо, были застигнуты выбросом шахтеры, он с нескрываемым беспокойством назвал Кособокина и Зимина.
— Почему нас тревожит судьба членов шахтной горноспасательной команды? — спросил Тригунов, выслушав Колыбенко. — Разве им что-либо угрожает?
— Они подозрительно долго молчат…
Колыбенко хотел поделиться своими предположениями и догадками, но Тригунов уже дважды посматривал на часы, да Колыбенко и сам только о том и думал, чтобы скорее дать задания отделениям.
— Направьте на откаточный, — распорядился он.
— Всех?
— Всех.
— Но у нас останется не обследованным вентиляционный горизонт!
— В этом нет необходимости.
— Я думаю иначе, — возразил Тригунов, нависая над планом горных работ. — Сколько надо было пройти разреза, чтобы выбиться на вентиляционный штрек?
— Около четырех метров.
— Выброс, по всему видно, произошел во второй половине смены. Значит, не исключено такое: забойщики пробили пробку, стали расширять разрез и в это время начался выброс. Они, как тогда Варёнкин, выскочили на вентиляционный, включились в самоспасатели, срок действия которых, видимо, заканчивается, если уже не истек. Может оказаться, что именно на вентиляционном, как нигде, нужна наша помощь.
Колыбенко неуверенно согласился. Тригунов оторвался от плана:
— Товарищ командир взвода! — обратился он к Гришанову. Тот подтянулся. — С отделением Сыченко разведайте вентиляционный «Восточной» лавы. Вопросы?
— Есть. К главному инженеру.
— Да, да, — привстал Колыбенко.
— Сохранилась ли после первого выброса воздушная магистраль на вентиляционном и подается ли в нее сжатый воздух? — спросил Гришанов.
— Была исправной и находилась под давлением.
— Больше вопросов нет. Разрешите, товарищ командир отряда, выполнять задание?
— Выполняйте.
Тригунов повернулся к медику:
— Товарищ Комлев! С отделением Капырина спуститесь на горизонт 1030. Окажите, если потребуется, помощь Зимину, Кособокину. Организуйте подземную базу и медицинское обеспечение спасательных работ.
Комлеву уже не раз приходилось выезжать на разные аварии, а на выброс — впервые. Да и групповой несчастный случай был первым в его практике. Внимательно слушая командира отряда, он в то же время гадал: «Какой сюрприз преподнесут мне Зимин, Кособокин? А те семеро, что под выброс попали?»
Тригунов уловил встревоженность Комлева. Он хотел приободрить своего молодого помощника, сказать ему что-нибудь обыденное, житейское, но профессиональный навык пересилил. Тригунов отрывисто спросил:
— Задачу поняли? Действуйте.
И эти три слова как бы встряхнули Комлева. Проводив его долгим изучающим взглядом, Тригунов обратился к главному инженеру:
— Петр Евдокимович, а забойщики и помощник
