добавила?
— Меня, блин, в сто чатов, кажется, за эти сутки добавили. Что за бред лютый?
— Ну, он был нашим преподом долго, — вскинул брови Толик. — Уважение типа. Не хочешь — не ходи. Только Люся не поймёт, наверное.
— Кто, блять, додумался детей на кладбища таскать⁈ — возмутился Пашка.
Толик хмыкнул.
— Ну ты, ребёнок, не прибедняйся. Ну настрой саму Люську не ходить, если ссышь.
— Я не ссу!
— Ну да, ну да. Ты ж вообще тут никаким боком.
Пашка сверкнул на друга гневным взглядом. Всё-таки тот очень много трепал языком. Не стоит ли ему подчистить воспоминалку, пока поздно не стало? Ещё додумается Яне своей что взболтнуть лишнее. А в сделках с дьяволом только начинающей журналюги и не хватает для полного счастья.
— О чём думу думаешь? — хмыкнул Толик.
Внезапно в коридоре отчётливо скрипнула входная дверь, и они оба машинально повернули на звук головы.
— Мама, что ли? — поразился Пашка и моргнул. Или бабуля вернулась? Автобус просрала?
И вдруг он услышал звонкий и отчётливый, на сто процентов узнаваемый ненавистный голос Иры Островской:
— Да даже если нет, родню проскринить, вообще осмотреться… — громко сказала кому-то в коридоре Пашкиной квартиры она.
Толик сдвинул брови и начал вставать с табурета, но Соколов-младший движением руки заставил его замереть. Он вытаращил глаза, тоже начал подниматься на ноги, но выбраться из-за стола не успел: в прихожей слышалась возня и шаги, а потом кухонную дверь толкнули, и Островская, собственной персоной, предстала на пороге, тут же победоносно расширив сверкнувшие ликованием глаза.
— Он тут! — громко крикнула она. И быстро навела свой телефон на Толика.
Инстинктивно Пашка шатнулся ловить сомлевшего друга, начавшего падать с табуретки, и в кухню успели ввалиться ещё и Марципан с Васиным.
— Какого хера⁈ — заорал Пашка, приземляя Толика на пол. Друг отрубился намертво, похоже, со сведённой в ноль энергией.
— Абсолютно тот же вопрос, — парировал Марципан, скрестив руки на груди. — Что, блять, происходит⁈ И что с Востриковым? — невольно добавил он, скосившись на Толика расширившимися глазами. — Это вообще он?
— Сдуваться стал ещё до каникул, как заколдовали, — прояснил Васин. — Я даже думал, что у него игруха. — И Васин навёл на Толика камеру своего телефона. — Не, всё ещё нет. Этот, наверное, настроил вес сбрасывать.
— Какого хера вы тут забыли⁈ — взревел Пашка свирепо, и его телефон вздрогнул на столе от вибрации.
— Разобраться надо, чувак, — вернулся к делу Марципан. — А ты морозишься и от нас бегаешь. Поискать пришли. Вот, правильно пришли.
— Вы, блять, в квартиру вломились! — просвистел Пашка, всё ещё офигевший от такого беспредела. Это они игрухой дверь открыли⁈ Вообще поехали⁈
— А ты, блять, человека убил, — гаркнула Островская, и младший Соколов тут же застыл, словно поражённый громом. Из него разом весь дух вышибло.
— Уймись ярлыки вешать, — оборвал Марципан. — Разобраться надо. Ты где был и чё делал с тех пор, как мы из генделя разошлись, Павел Андреевич? — прищурившись, спросил он.
— Вы офонарели? — выдохнул Пашка, чувствуя, как лоб покрывается потом, и сам не понял, как приземлился обратно на сидушку кухонного уголка.
— Очень уж интересная выходит петрушка, чувак, — подключился к дискуссии Васин, своим внушительным теперь торсом заслоняя выход с кухни Соколовых в коридор. — Сначала у тебя первого появляется наша игруха и круто растёт уровень. А потом со всеми, на кого у тебя зуб, начинается лютая дичь.
— Какая ещё дичь⁈ — возмутился Пашка.
— Ну смотри, — шмыгнул носом Марципан. — Когда ты вчера пропал напрочь, мы тут слеганца разбираться начали, — просветил он. — Например, я в школу наведался и посмотрел историю класса руссички за апрель. Знаешь, как интересно меня из школы отчислили, оказывается? В курсе, да, кто бомбу-вонючку на самом деле подложил?
— Это был квест! — выпалил Пашка. — А ты, скот, травил меня с третьего класса!
— Точно, — кивнул Марципан совершенно невозмутимо, даже не пытаясь отпираться. — Травил. — И добавил после паузы тихо и страшно: — Как и историк.
Пашка, в груди которого накопилась готовая взорваться гневная речь, сдулся, словно старый воздушный шарик.
— Дальше по порядку, — продолжал Слава, склонив набок голову. — Ириша тебе хвост прищемила маленько, баблишка просила подкинуть в ультимативной форме. Ты её заставил наголо обриться. Было?
Пашка закусил губу, а Островская стиснула зубы и сверкнула глазищами на своей новой игровой морде. Васин положил правую руку ей на плечо.
— Дальше идём, — не останавливался Слава, пристально глядя на обалдевшего Пашку. — Батя у меня в ментовке работает, помнишь? Я тут скринил его по поводу обстоятельств смерти историка, и случайно интересненький факт нарыл. У тебя, значит, предок пропал без вести, Павел Андреевич? А пока это дельце ещё худо-бедно расследовали, в материалы занесли, что он бухал много, мамке твоей рога наставил, а ещё вызов был от неё о домашнем насилии. То есть, батя у тя — буйный. С тобой тоже, видать, не самый ласковый. И вдруг без следа пропал. Очень так любопытно.
— При чём тут мой батя⁈ — стиснул кулаки Пашка.
— Может, и ни при чём, конечно, — развёл руками Слава и тут же снова скрестил их на груди. — Только вот у историка нашего к тебе была особая антипатия. И гнобил он тебя лихо, я бы даже сказал — позорил. Довольно ржачно, кстати. Но тебе вряд ли нравилось. А потом у него, оказывается, мамка с женой без вести пропали. И вот тут поди разбери: до того, как он игруху скачал, или после.
— Ты на что намекаешь⁈ — отшатнулся в диванную спинку Пашка, наливаясь краской.
Они чё, вообще⁈ Они чё думают, что это он порешил баб историка⁈ Совсем ошизели⁈ Да как можно было до такой дичи додуматься⁈
В горле пересохло.
— А потом, — не стал ничего уточнять или объяснять ходы своей бредовой фантазии Марципанников, — историк вдруг оказался пользователем, и тут у тебя первого подгорело. Ты стал меня дёргать, как ошалелый. И так-то да, творил Максимыч дичь. Тут все согласны, — обвёл он быстрым взглядом своих дружков и снова уставился на Пашку поистине рентгеновским взглядом. — И все по доброй воле и в здравой памяти
