Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 190
«новой экономической политики», отзвуки которой ощущались и на конференции в Генуе.
Книгу о Генуе я объединил с прежним сюжетом о Брестском мире, что позволило мне продолжить анализ личности и деятельности Ленина.
Могу сказать, что сегодня личность Ленина мало привлекает общественность; но для историков и для всех интересующихся русской революцией и советским периодом истории изучение причин и эволюции, взглядов и представлений Ленина представляет несомненный интерес.
Многие труды, особенно изданные за рубежом, уделяют внимание проблеме «наследия революции» и взаимосвязи ленинизма и сталинизма.
Я помню время работы над темой 1918–1922 годов. В тот период Институт истории работал над многотомной историей Советского Союза, и сотрудникам института разрешили использовать архив Центрального Комитета партии. Я был в числе авторов соответствующего тома, и мне позволили познакомиться с материалами партийного архива, относящимся к периоду 1920–1922 годов.
Архив был расположен в Кремле, и я посещал его в течении месяца. Понимая, что такая возможность бывает очень редко, я начинал свой день с похода в архив. Там был смотритель (забыл его фамилию и имя-отчество), и он по моим заявкам готовил документы. Так прошел месяц (а разрешение было лишь на 30 дней), и наступил предпоследний, а потом и последний день моей работы. И вот смотритель, с которым мы почти подружились, мне говорит: «Я хочу показать вам документы, которые выходят за рамки разрешенного вам периода». Он принес мне две папки: одна – о переговорах в августе 1939 года в связи с приездом в Москву Риббентропа (разумеется, без текстов самого пакта) и вторая – материалы пленума ЦК КПСС, обсуждавшего дело и судьбу Берия.
В связи с современными дискуссиями о развитии и перспективах мировой экономики история Генуи также представляет определенный интерес. Это был период, когда большую популярность приобрели труды известного британского экономиста Кейнса с его идеями о сочетании рыночной экономики с элементами серьезного государственного регулирования.
Оглядываясь сегодня на то, уже далекое, прошлое, я с удовлетворением вспоминаю свою работу над историей конференции в Генуе. Она серьезно увлекала меня, вводя в круг интересующих меня с молодых лет международно-политических и дипломатических проблем.
Как и в истории с Брестским миром, я размышляю, что я сегодня мог бы изменить в подходе и интерпретации событий 1921–1922 годов.
Прежде всего о документальной базе. Я уже упоминал о своей работе в «кремлевском архиве». Мне кажется, что тогда я смог получить большинство интересующих меня материалов. Кроме того, в дальнейшем мне удалось поработать в архивах Англии и Франции, познакомиться с ходом обсуждений международных дел в те годы на заседаниях британского и французского кабинета министров.
И, конечно, меня в наибольшей степени интересовали довольно острые дебаты в руководстве партии в Москве. И по аналогии с Брестом в период Генуи действовал «большевистский плюрализм», когда по ряду вопросов выявились серьезные разногласия между Лениным и Троцким, между экспертами по экономике и финансам.
* * *
На какие принципиальные вопросы истории подготовки, проведения и итогов Генуэзской конференции мне бы хотелось обратить внимание сегодня с учетом и новых подходов, и оценок истории российской революции, и последующего развития советской истории, и привлечения новых документов?
Итак, в 1921–1922 годах закончилась Гражданская война, уже прошел период военного коммунизма и обозначился переход к новой экономической политике. Иностранная интервенция против Советской России прекратилась с окончанием Гражданской войны, и перед новой властью встал принципиальный вопрос о ведении международных дел.
Во многих исторических трудах последнего времени справедливо утверждается, что главной целью большевистского режима была реализация концепции мировой революции, перенесения мирового революционного пожара в другие страны.
Первые контакты советской власти с зарубежными странами и организациями объяснялись вынужденными обстоятельствами, необходимостью устоять и победить в Гражданской войне, а также желанием получить экономическую помощь.
Но в конце 1921 года в Москве получили приглашение участвовать в международной конференции в итальянском городе Генуе, открытие которой намечалось на апрель 1922 года. Дело наполнялось более общим принципиальным смыслом.
Концепция мировой революции принимала иной характер и другие формы реализации. Для этого был создан Коминтерн, и хотя он фактически действовал под руководством и в тесной связи со структурами партии большевиков, все же Наркоминдел имел очевидную самостоятельность в сфере внешней политики и дипломатии. В более широком плане, оставаясь в русле «коммунистической идеологии», Наркоминдел находился вне чисто идеологических постулатов.
Отстояв приоритет «социализма в одной стране», Ленин искал новые направления внешней политики страны, объявившей социализм и коммунизм своей конечной целью. Соответственно, на первый план выходили чисто национальные интересы сохранения страны и усиления ее роли в мире (как оплота социализма). В этом контексте особое значение приобретали экономические факторы.
Для восстановления экономики (совпадающего по времени с периодом НЭПа и началом индустриализации или советской модернизации) страна нуждалась в производственном оборудовании. На повестку дня выходило возобновление экспортно-импортных процессов.
Как известно, сразу после прихода к власти большевики объявили об отмене прежних договоров и о разрыве со старой внешней политикой Российской империи. По Брестскому миру де факто в итоге Гражданской войны и по результатам Версальского мирного договора страна лишилась значительной территории, и теперь перед руководителями Советской России в Кремле встали те постоянные вопросы, которые многие века обсуждались в Российской империи.
Риторика и методы революционного натиска 1917–1918 годов явно уходили из реальной жизни. Конечно, неприятие капитализма и резкая критика жизни в странах капитализма, пропаганда преимуществ социализма набирали силу, но все это не соответствовало тому, чем в реальности занимались дипломаты новой России. Даже их подбор был достаточно симптоматичен. Во главе МИДа и в качестве представителей России за рубежом стали не матросы и красноармейцы, а образованные интеллигенты, проведшие большую часть жизни в Европе. Они воспринимали свою главную функцию (как во всех странах) в защите национальных интересов страны, в снижении угроз для страны (прежде всего военных).
И значение Генуэзской конференции для советской страны состоит именно в том, чтобы Россия возвращалась как равноправный партнер в сообщество основных наций. При этом формально Советская страна еще не была официально признана зарубежными государствами.
Я вижу значение этого факта в том, что в течение многих веков Россия составляла важнейший компонент европейской истории и европейского равновесия. Безопасность Европы не может быть обеспечена без участия России – и этот фактор стал основным при решении стран Европы пригласить большевистскую Россию на конференцию в Геную. Для этого европейские лидеры были готовы закрыть глаза на те социалистические эксперименты, которые не принимались и осуждались за рубежом.
Другим важнейшим фактором был экономический. Российские дореволюционные долги были в центре внимания участников конференции.
Таким образом, созыв конференции в Генуе демонстрировал принятие с обеих сторон российского присутствия и участия в судьбах европейского
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 190
