Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
к своим блюдам, как это делают пассажиры в метро, которые ждут, приклеившись глазами к телефонам, пока бездомный не закончит обращенную к ним тираду. Официант подбежал к Артуру и крепко схватил его за руку, несмотря на то что тот был другом друга Тома Песке.
– Пожалуйста, просим вас покинуть зал.
– Не волнуйтесь, уже ухожу! Ноги моей здесь больше не будет!
Артура энергично выпроводили вон. Его клетчатая рубашка исчезла в дверях, которые захлопнул официант.
Кевин взглянул на себя в зеркало: лицо осунулось, глаза красные – жуткий вид. Он замер на месте, не в силах пошевелиться или подумать о чем-либо. В кармане снова завибрировал телефон. Наверное, Анна забыла ключи.
Через мгновение кто-то прикоснулся к его плечу. Кевин вздрогнул.
– До скорого!
Это был Тома Песке, бесшумно удаляющийся среди взметнувшихся вверх телефонов.
XVII
Артур вернулся в Сен-Фирмин в глухой ярости. Долгое путешествие от вокзала Монпарнас на поезде, работающем на биотопливе из рапса («еще одна красивенькая ложь», – подумал он), помогло ему прояснить мысли. О терпении и примирении не могло быть и речи: эти иудео-христианские понятия попахивали обычной ленью и стремлением договориться о цене. Артур с горечью упрекал себя за то, что уступил – сперва в разговоре с Леей, а затем с Кевином. Теперь он хотел дать сдачи. Наказать мерзавцев из Petit Lutetia и прочих ничтожеств, не заслуживающих прощения. Больше не было смысла спорить, убеждать, умолять. Настало время наносить удары. В этом и заключается смысл естественной эволюции: противостоять захватчикам, устранять тех, кто борется с жизнью, уничтожать разрушителей. Поскольку система никогда не изменится, ее нужно сломать. Если удастся сделать это достаточно быстро, то, возможно, еще будет шанс спасти природу от людей, а людей – от самих себя. В любом случае это единственный возможный путь. Хватит сомневаться.
Для начала Артур отправил заказные письма с жалобой на экоцид (прокурору) и встречным иском (судье). Оба текста, весьма схожие между собой, – юридические аргументы тонули в потоке агрономических справок и политико-философских соображений – он разместил в своем блоге, обвинив Жобара в нанесении серьезного и необратимого ущерба местной экосистеме. Артур понимал, что суд и прокуратура вряд ли предпримут какие-либо действия, поэтому позаботился о том, чтобы разослать жалобу в региональные и общенациональные медиа, обычной почтой и по имейлу. Оставалось надеяться, что однажды вечером, когда дневные новости уже закончатся, какой-нибудь журналист, менее спешащий, чем его коллеги, воспримет всерьез эту войну, которую Артур объявил фермерам от лица дождевых червей.
Он не испытывал ни малейшего сожаления. Возможно, Жобар и правда был хорошим парнем, как утверждала Леа. Ну и что? Сколько хороших парней пополняли ряды безжалостных идиотов, которые безнаказанно порабощали крестьян, сжигали на кострах женщин, обвиненных в колдовстве, заковывали в цепи людей с темным цветом кожи, эксплуатировали рабочих, истребляли евреев и сгоняли с земель коренные народы? Хорошие парни – это преступники, не желающие отвечать за свои злодеяния. Жобар знал, что виноват, и, уловив дух времени, сделал несколько жестов доброй воли, отказавшись от одного или двух видов пестицидов. Но, по сути, все эти «разумные методы ведения сельского хозяйства» не представляли собой ровным счетом ничего разумного. Лишь имитация борьбы. Видимость, созданная лицемерными конъюнктурщиками. Артур едва ли не с бо́льшим пониманием отнесся бы к старому доброму земледельцу, искренне убежденному в достоинствах минеральных удобрений и интенсивного земледелия.
Жобар был не единственным. Без сомнения. Но он заплатит за остальных. Никаких поблажек не будет.
Стремясь выразить свой гнев и запустить революционные процессы, Артур стал чаще видеться с Салимом. Сначала, нужно отметить, вынужденно – за неимением других собеседников. Он сторонился Леи, которая и сама старалась вести себя незаметно с тех пор, как правительство развернуло публичную кампанию против натуропатов и потребовало от цифровых платформ исключить их из списков практикующих врачей. И Мария преобразилась после визита жандармов: теперь она и слышать не хотела о свержении власти или о какой-либо альтернативе чему бы то ни было. Матье взяла под контроль жена, которая подозревала, что в ашраме творится что-то неладное; теперь по вечерам тот сидел дома, проводя время за компьютерными играми. Что касается Луи, он, по его собственным словам, начал стареть. Банда «Лантерны» окончательно распалась. Дождевые черви были отданы на растерзание системе.
Только Салим не изменился. Он по-прежнему выступал против капитализма и торжественно преодолел отметку в сто подписчиков. Поскольку наступил сезон яблок, Салим работал допоздна и заглядывал на «Лесную ферму» уже на закате. Артур выносил домашний сидр: его ежегодно варил Луи, а потом раздавал излишки друзьям и соседям («Только верните пустые бутылки!»). Опасности опьянения не было. Сидр идеально подходил для долгих политических бесед, даже если Салим, который целый день ломал спину, таская на себе мешки, начинал испытывать некоторую неприязнь к яблокам и продуктам их переработки.
Очень скоро Артур понял, что совершенно недооценивал Салима. Виной тому, вероятно, были его собственные неизжитые предрассудки – классовые, этнические и прочие. В перерывах между написанием твитов Салим умудрился овладеть прямо-таки энциклопедическими знаниями в узкой, но неизмеримо глубокой области революционной мысли. Более того, прилежно и тщательно изучив всевозможные течения, он разработал собственный политический курс. Салим отказался от троцкизма Пьера Ламбера[39] в пользу критической теории Франкфуртской школы (считая, что она лучше адаптирована к современному рынку труда, где субъект сам производит свое отчуждение), а также увлекся идеями Хартмута Розы, чей призыв к «замедлению» он высоко оценил[40]. Политическая экология Ивана Иллича[41] и Андре Горца[42], в свою очередь, позволила ему пересмотреть вопрос эксплуатации труда в более широком контексте отношений с миром. Овеществление работника шло рука об руку с эксплуатацией природы как неактивного сырья. Таким образом, борьба с бюрократией и восстановление межсубъектности человеческого взаимодействия послужат предпосылкой для искоренения продуктивизма и обеспечат развитие подлинного экологического сознания. «Это стало началом моего либертарианского пути», – совершенно серьезно признался Салим Артуру.
Духовным отцом Салима на тот момент был Мюррей Букчин[43]. Артур со стыдом признался, что никогда о таком не слышал: он слишком много времени проводил с Монтенем и Марком Аврелием. Салим одолжил ему несколько изрядно потрепанных книжек, которые насобирал по скудным знакомым (с анархистами в Нормандии было негусто). Букчин был близок Салиму в том числе и как главный вдохновитель Рабочей партии Курдистана[44], создавшей автономные поселения в Рожаве именно под влиянием идей либертарного коммунализма. Салим никогда не был в Турции, не знал турецкого языка и не имел турецкого гражданства, но не
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
