которую так хотелось зарыться носом.
— Я пришел взглянуть на тебя, — ровно и спокойно ответил Безымянный.
— Взглянуть на меня? — огромное ящерообразное существо втянуло ноздрями воздух, и по её коже загорелись ярко-красные прожилки, убегающие далеко вверх и скрываясь где-то под самым потолком.
— Да, — завороженно наблюдая за светящимися прожилками вен под поверхностью кожи Страха, проговорил Безымянный. — Говорят, ты многое помнишь.
— Помню… — низко и протяжно повторила Страх. — Да, я многое помню, — она слегка прикрыла огромные глаза, словно о чём-то задумала. — Ты пришёл, чтобы о чём-то спросить?
Но не успел Безымянный снова заговорить, как Страх залилась громким хохотом. От громкого звука свело живот, а от горячего надрывистого дыхания стало невозможно дышать. Безымянный невольно попятился назад, лишь бы найти место, где можно было вздохнуть. Но Страх, заметив это, хитро прищурилась и бросила огромный змееподобный хвост мимо Безымянного и ему за спину, взяв его в полукольцо и перекрыв единственный путь к отступлению. Страх бесстрастно продолжила:
— Неужто Желание надоумила тебя? Глупец… Знал бы ты, скольких она погубила, приведя их прямо ко мне на стол!
Страх приподнялась, её голова почти упёрлась в потолок, а светящиеся полоски на коже померкли в высокой темноте. Но Безымянный смотрел не на Страх. Его взгляд упёрся в ноги огромного змея, там, где покрытые кровью были сложены кости и головы её жертв. Вот среди множества голов Безымянный выхватил взглядом морду, покрытую шерстью, так похожую на его, только рыжую. Красивая, густая когда-то шерсть совершенно не подходила серой пустынной земле и светилась на её фоне ярким пламенем, привлекая внимание. Брат всегда привлекал чрезмерное внимание…
Безымянный ведь обещал вернуться к брату…
Страх увидела, куда смотрит Безымянный. На её морде растянулась огромная торжественная улыбка. Она одним пальцем, словно это было что-то отвратительное, пнула откушенную рыжую голову, и та послушно подкатилась прямо к лапам Безымянного и уставилась на него двумя выкатившими из черепушки налитыми кровью глазами.
Это была голова Возмездия. Безымянный оторвал взгляд от головы своего отца и посмотрел Страху в глаза.
— Глупцы те, кто пришёл сюда и стал твоим обедом. А я пока ещё жив.
Страх озадачилась. Она громко усмехнулась.
— Недолго. Совсем скоро ты присоединишься к ним.
— Ты не можешь знать наверняка.
— Желание толкает на встречу со своим страхом. Но далеко не каждый может этот страх преодолеть…
— Я вижу, — Безымянный бросил взгляд на кости и черепа, валяющиеся, словно крохотные игрушки. — Но у них были неправильные желания.
— И какое же должно быть? — Страх хитро прищурила глаза и наклонилась к крошечному, игрушечному на ее фоне Безымянному.
— Правильным, — невозмутимо ответил Безымянный, чувствуя, как немеют подушечки его лап.
Красные огоньки на коже Страха загорелись и змеями расползлись по всей её длине, убегая в темноту далеко за спиной, освещая высокий потолок, почти касаясь его и широких стен, пробежались по длинному хвосту вокруг Безымянного, осветив его редкую чёрную, как самая чёрная ночь, шерсть и глаза, такие тёмные, что, казалось, у него совсем не было зрачков.
Страх была в гневе, но она тяжело выдохнула и натянула такой привычный оскал, который вводил всех и каждого в ужас. Она бросила взгляд себе под ноги, выискивая то, что сейчас ей было нужно. То, что вызывает в этом крошечном сознании, посмевшем прийти к ней, страх.
Легкое движение лапы, и к голове Возмездия медленно, словно мячик, подкатилась другая. Когда-то тёмная гладкая шерсть клочьями облепила крохотный череп, а глаза, подёрнувшиеся белой пеленой, уставились прямо на Безымянного. Теперь в этих глазах не было ничего. Ни страха, ни печали, ни боли потери…
— Так твоё желание — правильное? — не сводя кровавых глаз с застывшего Безымянного, поинтересовалась Страх. — А знаешь ли ты, что Желание привела и твоего отца ко мне? Что же хотел узнать твой отец?.. — огромный, длиннее, чем голова, коготь, лег на давно остывшую голову отца. — Что-то давно забытое… Что-то про ту самую ночь, когда мир погрузился в вечную тьму, когда на небе исчезла последняя точка света, когда наше небо затянула чёрная пелена…
Страх усмехнулась, а у Безымянного всё внутри похолодело, а к горлу подкатил ком. Огромный коготь подвинул голову некогда великого и могучего Возмездия прямо к ногам его сына, и тому в нос ударил запах смерти.
— Сны опасны, — Страх усмехнулась и покосилась на не сводящего глаз с головы отца Безымянного. — Особенно когда начинаешь рассказывать о них кому не следует…
Легким движением коготь надавил на череп и проколол насквозь черепушку, точно та была хрупкой скорлупкой. И так выпученные глаза вывалились из глазниц, и из них потекла густая серая жидкость, освещённая кровавым светом от кожи Страха.
Безымянный заставил себя оторвать взгляд от раздавленного черепа и посмотреть в выжидающие кровавые глаза.
— У отца было неправильное желание, — упрямо проговорил он.
Из ноздрей Страха клубами вырывался воздух, она прищурилась, тяжело задышала, а свет на её коже замерцал. Безымянный смотрел в полные негодования и злости глаза, не заметив, как к нему со спины приблизился длинный хвост. В одно мгновение тонкий хвост, точно хлыст, опутал Безымянного, связал ему лапы, сдавил грудь, добрался до самой шеи и перетянул его так сильно, что Безымянный не мог вздохнуть, а в его голове промелькнула мысль, что так совсем скоро и его голова будет лежать под огромными лапами, как и головы его родителей.
Охваченный ужасом, Безымянный заметался, тщетно пытаясь выбраться из пут, но не мог даже дрогнуть — так сильно держал его Страх. Сквозь затуманивает взгляд пелену Безымянный видел, как Страх медленно кладёт себе в огромную пасть голову отца, а следом за ней — матери, как она медленно сдавливает их в своих челюстях и как стекает по её морде гадкая жидкость, смешанная с кровью. Казалось, Безымянный почти слышал крики боли, которым больше никогда не суждено было вырваться из груди родителей.
Хвост лишь ненадолго ослаблял хватку на шее Безымянного, давая тому сделать скудный вдох, но лишь для того, чтобы в глазах того прояснилось, а сам он не задохнулся насмерть. В какой-то момент Безымянному начало казаться, что в пасти Страха вовсе не головы его родителей, а его собственная и его брата. Брат смотрел на него глазами, полными боли и слёз, а пасть Безымянного открывалась и твердила: «Обещаю, обещаю…»
Но вот Страх отпустила Безымянного, и
