на его голубых глазах заблестели слёзы, когда он посмотрел на неё.
– От этого действа сердцеболь и душерадость разом. Я правозабочусь о твоём отпрыске, времякоролева. Отлетайпокойно в вечность, неспокойное сердце.
Малайка попятился к выходу, не сводя глаз с Эсмеральды, и плотно закрыл за собой дверь. Что-то сомкнулось вокруг матери и дочери. Казалось, что воздух задрожал, чего Ава не замечала, прежде чем это не прекратилось. Глаза её матери блестели от слёз.
– В Малайке заключена вся вселенная. Ты можешь быть в нём уверена, как уверена в восходе солнца. Он всегда будет рядом.
Эсмеральда протянула руки к Аве, и это был тот самый момент, которого девочка ждала всю жизнь.
Они сжали друг друга в объятиях, прижавшись другу к другу, как кусочки мозаики, впервые сложенные вместе, и вдруг стало ясно, что неровные края точно ложатся друг в друга. Не важно, что Ава родилась в результате эксперимента, или что мама предпочла Джека, или что её отослали в Лондон. Это были просто мелочи, лежащие на поверхности, подобно клочкам пены на бесконечной глади океана. Девочка отдалась на волю глубоководных течений и знала, что их сила удержит её, если сомнения снова потянут её на поверхность.
Её мать сняла медальон с шеи и протянула Аве:
– Ты должна надеть это прямо сейчас.
Ава склонила голову и позволила матери надеть украшение ей на шею. Медальон с неожиданной тяжестью стукнул по груди, когда девочка выпрямилась. Ава поймала металлический диск и подняла к глазам, чтобы рассмотреть. Он оказался неожиданно тёплым, а при ближайшем рассмотрении – почти полупрозрачным, как густо покрашенное золотой краской стекло, которое сохранило внутри тёплый свет.
– Он сделан из солнечника – самого дорогого металла, который у нас есть, – сказала Леди. – Известно только одно месторождение, где его добывали, и эта шахта давно выработана. Это владения Монтегю, окружающие Дворец времени.
Девочка провела пальцем по поверхности медальона. Он был тёплым, но не как металл, согретый теплом ладони, казалось, что он излучал собственное тепло.
– Почему он тёплый?
– В нём заключена энергия. В чистом виде металл поглощает энергию из окружающей среды и накапливает её. Его можно настроить, чтобы он впитывал определённые волны, пропуская остальные. Во времяловах и времяхватах медальон направлен на временные волны, которые сохраняются в этом металле. У каждого человека есть свои собственные волны времени, неповторимые, как узор на пальце. Они неразрывно связаны с их душами, вот почему люди возвращаются неполными. – Её мать вздохнула. – Если бы мы использовали его только на времяловах, захват времени никогда бы не был возможен. Без солнечника время-хваты всего лишь милая вещичка, похожая на часы.
– Но почему он не обжигает меня, как это делают времяхваты перед разрушением? – спросила Ава.
– Ты реагируешь на захват времени, а не на металл. Ты можешь прикасаться к этому металлу в любой другой форме. Это особый экземпляр, который был изменён мощным магнитом. Если ты применишь намагниченный солнечник к действующему времяхвату, он дезактивирует его функции. Захват времени несовместим с магнитными полями, и если у тебя есть намагниченный солнечник, то стоит приложить его к времяхвату, и он вернёт всё захваченное время. – Она посмотрела на Аву: – Кто угодно может сделать это. Кроме тебя, конечно. Время-хват разрушился бы у тебя в руках, прежде чем ты успела бы разрядить его. Тебе нужны союзники.
Ава поняла, что её мать заглядывает в будущее, когда её не будет рядом с дочерью. Будущее, в котором снова может возродиться захват времени, хотя Руперт исчез.
Эмоции настолько поглотили Аву, что она даже не успела подумать, что будет дальше.
– Каким бы ни был Руперт, он тщательно контролировал захват времени. Он всегда точно знал, где находятся приборы и у кого есть к ним доступ. Теперь, когда его нет, меня пугает то, что может случиться, пока существуют приборы. Вы с Виолеттой уничтожили приборы, которые были спрятаны в приюте? – Ава кивнула. – Отлично. Ты должна принести их в обсерваторию и переплавить. Этот солнечный камень должен быть всегда рядом. Но, конечно же, существуют и другие времяхваты. Их не может быть много, потому что солнечник крайне редкий металл, но это всё, что нам известно.
Ава вспомнила похожий на жабу времяхват, который был у Руперта. Он утверждал, что это новая улучшенная версия, но сколько их и где они хранятся? Они могли быть спрятаны где угодно, как в Лондоне, так и в Донлоне. И если Ава и союзники найдут приборы – когда они их найдут, – нужно немедленно деактивировать их, прежде чем уничтожить, иначе души навеки будут заперты в серой зоне.
– Джек мог бы стать моим союзником. И Виолетта. Только не папа, – ответила девочка. Он и так слишком много перенёс.
– Нет, конечно же, не Билл. А вот Джек – твой самый главный союзник. Он должен стать тебе ближе брата. Ты знаешь, почему для меня он особенный?
Ава покачала головой.
– В нём хранятся мои рассказы для тебя.
После этих слов противоречивые чувства Авы к Джеку испарились.
– У Джека есть твои истории? Как… Постой, но Джек не челнок. Что, если времяхваты спрятаны в Лондоне?
– Вот почему тебе нужен ещё один лондонский союзник. Не Виолетта, она уже сыграла свою роль. Она не всегда будет там, где тебе требуется. Тебе нужен лондонец, который такой же челнок, как и ты, и связан с Донлоном. Тот, кто умеет убеждать и быстро соображать; кто знает, каково это – быть похищенным, и действительно понимает, что стоит на кону.
Это было безнадёжно.
– Где нам найти такого человека за короткое время?
Её мать серьёзно посмотрела на дочь:
– Мы уже знаем, где она. Она вернулась из бездны в тот же момент, что и Виолетта.
Ава бросила на Леди долгий непонимающий взгляд.
Нет. Она же не имеет в виду…
– Фиби? – Ава едва не поперхнулась, произнося это имя. – Только не говори, что ты про неё?
– Я понимаю, что это кажется глупым, – сказала Леди.
Глупым? Это было просто невозможно! Как эта расфуфыренная пустышка могла стать союзником Авы? И как её мать вообще узнала об этой девочке? У Авы даже отвисла челюсть от изумления, но она была слишком ошеломлена, чтобы говорить.
– Я понимаю, Ава, – сказала Леди. – Но я не хочу тратить последние минуты на оправдание Фиби. Осмелюсь только сказать, что её отец – незаконнорождённый сын Джорджа Ричмонда, члена богатейшей семьи Донлона. Он единственный оставшийся в живых наследник, что делает Фиби первой претенденткой на его состояние, если её отец сможет подтвердить свои права. Фиби имеет непосредственный интерес к Донлону, тем более что именно богатые семьи будут требовать компенсации за похищенное время. Поверь мне. К тому же Фиби совсем
